Герман Матвеев - Сборник повестей Дела давно минувших дней

— Жалеешь? — спросил после некоторого молчанья Лукич.

— Жалею. Жалею, что мало, — ответил Ипат. Взял винтовку, обтер рукавом рубахи затвор, положил на колени. — Исправная. Я было боялся: вдруг мушка сбита или какие другие повреждения. Нет, целкая. В муху стрелять можно, не промажу.

Чайник фыркнул, плюнул из носика струей воды. Костер зашипел. Лукич ловко снял чайник обуглившейся палкой.

— Такие-то дела, Лукич. Испоганили нашу землю, — сказал, вздыхая, Ипат. — Жизнь порушили. Сколько народу мученья из-за них, проклятых.

— Тихо! — неожиданно оборвал Лукич. — Идет кто-то, — шепотом прибавил он, прислушиваясь.

Чайник сунули в шалаш. Закрыли сучьями нишу с костром. Схватили оружие.

Послышались шаги, тихие голоса.

— Заблудились. Ей-богу, заблудились. Я себе все руки поцарапала.

— Да нет… Иди за мной, чего ты все в сторону тянешь… Лезет на деревья… Ослепла.

— Темь-то какая…

— Скоро светать станет.

— Посидим здесь. Поотдохнем. Куда торопиться.

— Скоро же придем… Близко уж.

«Что за наважденье, — думал дед. — Настин голос, а другой Васькин».

— Вася, а Вася… дымом пахнет.

— Дымом? Верно.

«Васей назвала». Сердце у деда забилось сильней. «Они… одни ли только?» Как ни вслушивался Ипат, других шорохов не услышал.

Вдруг задрожали кусты. Кто-то оступился и полетел в овраг. На минуту все стихло. Затем раздался голос сверху.

— Настя! Где ты?

— Здесь… Вот, леший, провалилась.

— Зашиблась?

— Нет, мягко. Нога завязла… не вытащить.

— Настя, это овраг.

— Ну, да… Тебе всюду овраг мерещится.

Теперь дед был уверен, что невестка с внуком одни.

— Не совестно, Настя? Весь лес напугала, — громко сказал дед.

— Ой! Деда! Деда! — закричал мальчик. — Где ты, деда?

— Погоди, Васюк… не свались и ты.

Ипат перебрался к костру, убрал ветки, подкинул сучьев. Огонь быстро разгорелся, осветил старика.

— Видишь теперь, Васюк!

Мальчик, не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветки, кубарем скатился вниз.

— Деда! Я говорил… я говорил. Я знаю дорогу, — говорил он, захлебываясь от радости.

Ипат обнял внука, усадил около шалаша.

— Настя, ну что ты там?

Женщина не отвечала. Послышался добродушный смех Лукича, и они появились вместе из темноты.

— Как ее угораздило на орешник сесть. Не поймешь, — смеялся Лукич.

Настя была немного сконфужена, но радость встречи скоро вытеснила все другие чувства. Занялись чаем.

— Как вы сюда попали? Зачем вернулись? — строго спросил Ипат.

Настя подробно рассказала, как они трое добрались с односельчанами до станции и, когда уже залезли в теплушку, Васька заупрямился. «Не поеду с вами, вернусь к деду. Все равно убегу». Как ни уговаривала его мать, он стоял на своем. Утром исчез. Настя выскочила из вагона, условилась с плакавшей невесткой, что разыщет Ваську и приедет со следующим поездом. Рассказала Настя, как она искала племянника, как нашла его. Уходить из родных мест, бросать деда на произвол судьбы ей и самой не хотелось. Поездов уже больше не было, и они решили вернуться домой. Рассказала, как они видели пожар, как попали под обстрел и как добирались сюда.

Дед выслушал молча, не перебивал, ласково погладил по голове мальчика, но сердито сказал:

— Ты что же это? Я тебе наказывал мать слушать, а ты бежал? А?

Васька молчал. Он знал, что теперь уже ничего не поправишь, никуда его не отошлют, он останется с дедом, а больше ему ничего и не надо.

Чай пили молча, по очереди: из двух кружек.

— А что теперь с нами будет? — спросила, наконец, молодая женщина.

— Будем в лесу, как медведи, жить. Два медведя, одна медведица, да медвежонок, — пошутил Лукич.

— Что будет не знаю, а дел у нас много, — серьезно отозвался Ипат. — Германец пришел незванно-негаданно… и надо его поворотить назад. Да так поворотить, коленкой под зад, чтобы другой раз не захотелось.

— Что же ты можешь, дед. Их много… Вон они как стреляют, — сказала Настя.

— Зачем я… Всем миром надо поворачивать, а стрелять-то мы тоже умеем, не промахнемся.

У Насти при падении порвалась юбка, а зашить нечем. Еды мало, прибавилось два едока. Готовить еду не на чем. Единственный чайник, две кружки, вот и вся посуда.

— Собрались в лесу жить, а воду пригоршнями носить, — ворчала Настя. — Никакого соображения у мужиков насчет хозяйства нет. Юбку смолой склеивать?

— Ладно, не зуди. Достанем, — успокаивал ее Ипат.

— Когда ты достанешь, — не унималась молодуха. — Можно бы щавеля набрать, да щи сварить, а в чем их варить? В чайнике. Лопаты и той нет.

— На что тебе лопата? Огород копать?

— Мало ли что вырыть.

— Рой ножом. Вон какую Лукич яму выкопал, — старик показал невестке большой охотничий нож.

— Ножом. Много нароешь ножом. Надо землянку копать. Пойдут дожди, не очень-то посидишь в этом шалаше.

— Она дело говорит, Ипат, — согласился Лукич.

Весь день провели в лесу. Собирали ягоды, запасали хворост. Поминутно обращались к Ипату с предложениями.

— Пилу бы сюда хорошо. Лом.

— Спичек мало.

— Ведра надо не забыть. Полотенце… а то нечем лицо вытереть. Мыла. Соли.

— Чего вы заладили в одну дуду, — рассердился Ипат. — Оружие надо добывать, да немцев колотить, а не хозяйство заводить.

— Жить-то надо, — возразила Настя.

— Жить… Кто сюда звал вас. Ехали бы куда подальше и жили бы. Прогоним германца, жить будем, а пока он здесь, никакой жизни не может быть.

К вечеру старики пошушукались и стали собираться.

— Куда вы? — спросила Настя.

— На разведку. Ты тут с Василем останешься.

— Мы тоже с вами пойдем, — решительно заявила невестка. — Не для того мы назад воротились, чтоб сложа руки сидеть. Собирайся, Вася.

Старики переглянулись, но спорить не стали.

По лесу шли без разговоров, прислушиваясь к каждому шороху. Шли незаметными тропинками, известными одному Ипату. Где-то очень далеко слышались разрывы снарядов.

— На реке, не иначе, — шепотом сказал дед.

Под ногами Насти хрустнула сухая ветка. Ипат оглянулся, сделал свирепое лицо, погрозил кулаком. Подошли к деревне. На небе уже зажигались звезды. Дома вырисовывались черными тенями. На месте избы Ипата торчала печка, вокруг были навалены в беспорядке обгоревшие бревна, фруктовые деревья повалены, ульи сбиты. Настя всплеснула руками и замерла на месте, Стояли долго, напряженно вслушиваясь. В деревне стояла полная тишина.

— Обождите меня здесь, — произнес Ипат шепотом и, пригибаясь, пошел вдоль огородов к деревне.

Лукич подал знак ложиться. Все трое легли на сухую траву, плечом к плечу. С каждой минутой становилось темнее. Лежали не шевелясь, ожидали выстрелов, криков и еще чего-то неизвестного. Первым забеспокоился Вася.