Герман Матвеев - Дела давно минувших дней

Чтобы скрыть смущение и не показать свою причастность к такой критике, Иван Петрович торопливо достал записную книжку.

— Я, конечно, поговорю… Обязательно поговорю с начальством!

— Бесполезно! — грустно сказала Оля.

— Почему?

— Потому что кто-то опасно заболел гигантоманией и всех заразил… Количество! Только и слышишь — количество! И никому нет дела до качества. Цифры, цифры… Миллиарды лошадиных сил, миллионы гектаров, небоскребы, каналы, лесозащитные полосы… А люди живут в землянках!

— Где?

— У нас! Вы хотите посмотреть?

— Я все понимаю, Оля, но… но должен тебя предупредить, — сильно волнуясь, сказал Иван Петрович. Он больше не сомневался, что все, о чем говорила Оля, дело рук Суханова, и даже боялся подумать о том, как глубоко укоренились эти, мягко выражаясь, нездоровые настроения. — У тебя неверное представление… прямо скажу, вредное… Критика должна быть, как бы это сказать… осмотрительной. Нельзя же видеть только плохое! Ты можешь нарваться на неприятности. Понимаешь? Я говорю об этом потому, что слишком хорошо к тебе отношусь…

— Да, да… Товарищ Суханов тоже меня предупреждал несколько раз.

При этих словах Иван Петрович чуть не подскочил на месте.

— Какой Суханов?

— Наш зоотехник. Он тоже хорошо ко мне относится. Но я не могу, дядя Ваня! Душа болит! Равнодушно смотреть на все эти возмутительные безобразия… Ну посудите сами! Высаживать капусту на двадцати гектарах и точно знать, что ничего не вырастет? Что это такое? Это все равно что сеять сахарный песок или манную крупу!.. Ведь это же обман! А кого мы обманываем? Зачем?

— Ты слишком сгущаешь краски…

Иван Петрович чувствовал, что надо что-то делать, возражать, доказывать, открыть ей глаза и показать, перед какой пропастью она стоит. Но, с одной стороны, он не был специалистом по затронутым вопросам, а с другой, боялся проговориться и расшифровать себя. «Слушать и наблюдать! Слушать и наблюдать!» — мысленно твердил он себе.

Оля сидела опустив голову и, занятая своими невеселыми мыслями, нервно комкала платок.

— Если бы вы знали, дядя Ваня, как рабочие относятся к своей работе? Тяп-ляп! Кое-как…

— Ну вот, опять!

— А почему? Потому что мы их вынуждаем и… и поощряем такое отношение к труду! — продолжала Оля. — Если он сделает плохо, но много, по-стахановски, — его хвалят, ставят в пример, платят. А если хорошо, но мало — он ничего не заработает…

Здесь я должен прекратить этот разговор, потому что на дороге показался зоотехник Суханов. О том, что творилось в душе Ивана Петровича, мы узнаем дальше. Рассуждать же по поводу затронутых Олей вопросов, пожалуй, не стоит. Для читателей, которые знали положение дел в совхозах, все ясно, а для тех, кто считает, что овощи, фрукты и ягоды растут сами по себе, вроде черники в лесу или клюквы на болоте, тем на словах все равно ничего не докажешь.

Возьмите для примера Поликарпа Денисовича Куликова. Из института он попал в канцелярию и лет двадцать с лишним руководит сельским хозяйством, имея о нем теоретическое представление. Он глубоко убежден, что капуста вырастет на любом количестве гектаров, стоит ему только подписать приказ. В самом деле! Как она смеет не вырасти, если есть приказ! И планирует он, исходя не из возможностей совхозов, а выполняя указания вышестоящих организаций, а точнее — министерства.

Зоотехник Суханов вышел из-за дома и неожиданно появился перед сидящими на скамейке.

— А вот и Валерий Николаевич! Легок на помине! — обрадовалась Оля. — Знакомьтесь, пожалуйста. Иван Петрович Прохоров из Главка. Приехал нас обследовать.

— Оч-чень рад! — с удовольствием проговорил зоотехник, протягивая руку. — Суханов!

Знакомство с «девяткой пик» вызвало на лице Ивана Петровича легкий румянец, и даже что-то вроде улыбки, но больше он ничем не выдал своего волнения.

— Чему же я обязан? — обратился Суханов к девушке. — Как вы поминали меня, Ольга Игнатьевна? Добрым словом или наоборот?

— Конечно, добрым. Просто я сказала, что вы ко мне хорошо относитесь.

— А как же иначе! Вы молодой специалист. Партия требует чуткого, заботливого отношения к молодым кадрам. Всячески помогать в работе, — чуть нараспев пояснил он, и повернулся к Прохорову. — Простите, Иван Петрович, а вы по какой линии намерены производить обследование?

— У меня целый ряд вопросов.

— Наше стадо вас тоже интересует?

— Да.

— Прекрасно! Когда же вас прикажете ждать? Дело в том, что я могу уехать на другую ферму…

— А хоть сейчас. Правда, надо бы повидать сначала директора.

— Директор будет в конце дня, — сообщила Оля. — Уехал на совещание в район. Дядя Ваня, знаете что! Оставьте у меня чемодан, а сами идите, куда вам надо. Ну, хотя бы на скотный двор с Валерием Николаевичем. К обеду вы меня найдете у парников. А сейчас давайте чай пить! — предложила она.

От завтрака Иван Петрович отказался, потому что плотно поел в вагоне. Оставив чемодан, он отправился за Сухановым.

Погода стояла великолепная. Сокращая путь, они шли тропинками вдвоем. Сейчас можно было, предъявив пароль, передать письмо, но Иван Петрович не торопился. Ему хотелось присмотреться к шпиону.

— Скот перезимовал чудесно. Все коровы в хорошем состоянии, и сейчас мы готовимся переводить их на летнее пастбище, — певуче говорил Суханов. — Поликарпу Денисовичу, пожалуйста, передайте, что его указания я прочитал с большим удовлетворением. Сразу видно, что он очень знающий человек. Я приложу все силы, чтобы в кратчайший срок выполнить и даже перевыполнить его предложения. Работать с таким руководителей одно удовольствие. Вы согласны, Иван Петрович?

— Да. Он человек требовательный.

— И знающий свое дело, — прибавил Суханов.

— А вот Оля недовольна…

— Ну, это простительно! — добродушно сказал Суханов. — Ольга Игнатьевна еще слишком молода. Всякий энтузиаст своего дела на первых порах хочет работать по «щучьему веленью». Я тоже когда-то был таким. Загорелось — подай! Ольга Игнатьевна еще не привыкла. Так сказать, не вжилась в сложную структуру нашего организма.

— А как у вас с молоком? — спросил Иван Петрович.

— Великолепно! Мы идем на первом месте по нашему тресту. Отдельные коровы дают надой пятнадцать, семнадцать литров.

— А в среднем?

— В среднем? — переспросил зоотехник. — В среднем четыре и три десятых литра. В июне надой должен значительно повыситься. Всю зиму трудновато было с кормами. Несмотря на мои требования, Главсовхоз отгрузил нам только половину потребности.

— А своих кормов не хватает? — спросил Иван Петрович и, оглядываясь по сторонам, показал рукой на ровные, ярко-зеленые квадраты полей. — У вас, я вижу, много посеяно.