Владимир Андриенко - Дрозды. Последний оплот

–Это понимал и генерал Деникин, Пётр Богданович. Но что он мог сделать? Я лично был свидетелем многих бесчинств против еврейского населения, когда воевал в Дроздовской дивизии.

–Вы правы, поручик! Сто раз правы! Вы сразу возвращаетесь обратно в Симферополь?

–Нет. Я получил недельный отпуск.

–Вот как? Тогда желаю вам приятного отдыха, поручик…

***

Лабунский нашел Софию Николаевну фон Виллов в госпитальном саду. Выглядела она хорошо, даже не смотря на коротко стриженные волосы.

–София Николаевна.

Она резко обернулась на его голос.

–Пётр?

–Рад вас видеть в добром здравии.

–Это ты, Пётр? Здесь? Откуда?

Она бросилась ему на шею. Лабунский не ждал такого проявления чувств.

–Я думала, что тебя нет в живых.

Они сели на скамейку.

–С чего ты так думала?

–Сведения о Дроздовской дивизии самые неутешительные. Дрозды потеряли больше половины своего состава. Впрочем, разве только Дрозды? И Марковцы и Алексеевцы. Наши потери просто огромны.

–Как ты здесь?

–Я почти здорова, Пётр. А ты? Где ты сейчас?

–Где я только не был. Но сколько же мы не виделись?

–Долго, Пётр. Слишком долго. Наверное, с тех самых пор как я попалась красному разъезду. Но меня тогда практически спасла Анна Губельман.

–Спасла?

–Если бы не она, меня расстреляли бы. И это еще не самое плохое, что могло со мной тогда случиться. И благодаря Анне я оказалась на свободе. Правда не выполнила её наказа.

–А что за наказ?

–Бежать из России.

–Хорошее предложение, София. И ты зря им не воспользовалась.

–Я снова пошла в армию, Пётр. Думала найти тебя. А где ты был все это время? Ты так и не сказал.

–Сначала в Воронеже при полковнике Кальве в качестве младшего адъютанта. Затем при штабе тыла генерала Деева. Затем на станции Чалтырь я узнал, что ты недалеко в расположении Марковской дивизии.

–Я пробыла там совсем недолго, Петр.

–Я сразу добился перевода в 3-й пехотный генерала Дроздовского полк полковника Манштейна.

–И тебя перевели?

–Легко. Из штаба тыла на передовую. Никаких проблем с этим нет. Но там я пробыл совсем недолго. Приписали к отделению контрразведки.

–Вот как? – удивилась баронесса.

–Мой старый знакомый капитан Васильев снарядил меня для выполнения специального задания.

–В тылу?

–У красных. Был в городе Н. В расположении конной бригады товарища Хотиненко.

–Так это казаки его бригады тогда захватили меня в плен.

–А я там выполнял задание Васильева.

–И что ты делал?

–Этого я не могу сказать даже тебе, София.

–А здесь в Севастополе, ты как оказался?

–Специально прибыл к тебе. Капитан Васильев разузнал, где ты и дал мне возможность с тобой увидеться.

–Правда?

–Но я же здесь.

–И у нас есть время побыть вместе, Пётр?

–Да. Есть несколько дней.

–Но у тебя же есть еще задание, кроме того, чтобы повидать меня?

–Есть.

–И что это? Тоже секрет?

–Нет. Передать сведения генералу Врангелю о готовящемся погроме в Симферополе.

–Но до Врангеля добраться нелегко.

–Я и не рассчитывал, что меня допустят перед очи главнокомандующего. Я встречался здесь с господином Струве, министром нынешнего правительства Юга.

–И что?

–Я уже выполнил свое задание и передал ему рапорт полковника Вольского. Теперь я свободен.

–У тебя отпуск?

–Капитан Васильев дал мне семь дней!

–Правда?

–Да.

–Целых семь дней? Но это целая вечность!

–И я хочу забрать тебя отсюда. Я снял небольшой домик на берегу моря. Там мы будем вдвоем.

–И ты был уверен, что я соглашусь? – вдруг спросила она.

–Нет. Но я надеялся на это.

–Домик на берегу! Это просто места! Там нет войны!

–Тогда я заберу тебя туда.

–И нас никто беспокоить не будет?

–Нет. Это я могу тебе обещать, София. Всего несколько дней, но эти дни будут нашими.

–В последний раз мы были на даче в Крыму всей семьей летом 1913 года. После торжеств по поводу 300-летия дома Романовых отец отвез нас на отдых. Это ведь было совсем недавно, Петр. Подумай, прошло всего семь лет! Семь, а как изменился мир вокруг нас. Могли ли мы с сестрой подумать в 1913 году, что скоро случится вот это, и Россия перевернется верх дном!

–Мы вернёмся с тобой в те времена, София. Забудем о войне на несколько дней. Кто знает, будет ли у нас еще такой шанс побыть вместе на этой благословенной земле вдали от войны?

–Согласна! Пусть война немного подождет…

Крым. Севастополь.

Апрель, 1920 год.

Лабунский и София фон Виллов провели вдвоем в уединенном домике на берегу три дня. Никто не знал где они. Ни сам Лабунский, ни София, не сообщили, где они поселились. Они совсем не интересовались тем, что происходило за стенами домика в большом мире, хваченном безумием гражданской войны. Они не получали газет и говорили только друг с другом. В этих разговорах они договорились не касаться темы войны.

Но позволить себе надолго устраниться от действительности они не могли. Утром четвертого дня София проснулась первой. Она вышла из дома и спустилась к морю.

На берегу она увидела двоих людей.

«А это еще кто? Пётр сказал, что здесь никого не бывает. Словно сама война не желает нас отпускать из своей пасти. И вот прислала сюда этих людей. Что им нужно в таком месте?»

Баронесса приблизилась к ним так, чтобы они этого не заметили. Мужчины размахивали руками и спорили. Один в рваной гимнастерке и засаленных штанах выглядел настоящим оборванцем. А второй был одет в добротный, хотя и не совсем новый костюм.

София прислушалась.

Человек в костюме сказал нищему:

–Ты вчера заработал совсем мало. А место у тебя у ресторана, который облюбовали богачи. Спекулянты наживают миллионы. Они легко одаривают вашу братию довольно щедро.

–Кто это тебе сказал? Снега не выпросишь в январе. Люди очерствели.

–Не люди очерствели, а ты поглупел, – сказал человек в костюме.

–Я?

–А кто же! Как ты просишь?

–Как и всегда. «Подайте жертве германского плена!» Я так работаю с 16-го года.

–Ныне времена иные. Желаешь получать по триста, а то и четыреста рублей в день?

–А кто не желает?

–Проси без «германского плена». Выставляй свою изуродованную руку, как и раньше. Но прости не так.

–А как мне просить?

–Вместо «жертвы германского плена» проси подать жертве «большевистской чрезвычайки».

–И чем это лучше? – спросил нищий.

–Тем, что подавать станут и станут расспрашивать тебя о плене у большевиков. И еще будут подавать, если твой рассказ их разжалобит.

–Дак про плен у немцев я могу рассказать. Я там был. А про большевиков чего?

–Придумай историю жалостливую. Пытали тебя жиды-комиссары. Руку всю искромсали, и остался ты калекой.