Владимир Андриенко - Дрозды. Последний оплот

– Но вы главнокомандующий, господин барон.

– Адмирал, Русская армия и эскадра отдались под покровительство Франции.

Кедров сказал:

– Потому адмирал Дюмениль требует поднять флаги Французской республики на всех судах русского флота, как военного, так и гражданского.

– И что вы хотите от меня, адмирал? – спросил барон.

– Ваше превосходительство! Они требуют поднять флаги Франции вместо Андреевских флагов.

– И что? Разве это уже имеет значение?

– Но Андреевский флаг еще признан официально, господин главнокомандующий.

– Но адмирал Дюмениль сообщает, что в противном случае, если мы не поднимем французские знамена, нам просто не дадут войти в Босфор.

– Я командую флотом, барон! Я, адмирал Кедров!

– Я не оспариваю этого, адмирал.

– Как командующий эскадрой я заявляю, что в Босфор я войду! Мои корабли имеют пушки и боезапас. И если возникнут осложнения, то я применю оружие!

– Вы сошли с ума, адмирал? У нас больше нет родины. Мы отдаемся под власть Франции.

– Но вы сами говорили, что мы все еще Русская армия!

–Я этого не отрицаю, адмирал. Но и ссориться с французами нам нельзя. Вы подумали о последствиях?

– Я русский адмирал и не опущу знамени, которому присягал!

– Так найдите иной выход, адмирал. Мне нужно думать о содержании нашей армии в эмиграции. А проблем это породит много.

– Хорошо! Я прикажу поднять французские флаги на фор-стеньгах мачт. Но за кормой русских кораблей все равно будут Андреевские флаги!

– Как вам будет угодно, адмирал Кедров. Надеюсь, что французы нас поймут…

Берлин.

Дом Губельмана.

Март 1921 года.

Генрих Френкель, в прошлом Генрих Губельман, окончательно разорился. Теперь у него ничего не осталось кроме долгов. И бывший владелец многих магазинов в Петербурге и Москве не знал, как содержать жену и младшую дочь. Все что он смог вывезти из России в 1917-ом году, ныне было потеряно в результате аферы на которую он пошел ради того чтобы утроить свое состояние.

Но судьба и в этот раз его не оставила. Появилась она в виде старшей дочери Губельмана Анны, с которой все связи семьи были давно потеряны. Сам Генрих никак не одобрил в 1917 году увлечения дочери революцией. И перед его эмиграцией они разругались.

И вот сегодня, в марте 1921 года, он, вернувшись домой, застал свою супругу Этель в таком хорошем настроении, что даже стал опасаться за её рассудок.

– Что такое, Этель?

– У нас радость, Генрих.

– Радость? Что может случиться хорошего в нашей жизни, Этель? Наша младшая девочка учится в закрытой школе короля Леопольда в Бельгии. Но кто дальше станет платить за её обучение? Скоро её исключат, и она пойдет на панель. Но и там при нынешних обстоятельствах много не заработает.

– Что ты говоришь, Генрих?

– Я знаю, что я говорю, жена.

– У нас гостья, Генрих.

– Гостья?

– Ты только не волнуйся.

– Я не волнуюсь после того как потерял все. У меня в кошельке пачка бесполезной бумаги, на которую уже ничего купить нельзя. А ты говоришь о беспокойстве? Моя торговля приказала долго жить. У нас больше нет лавки, и нет никакого дохода, жена!

– К нам Аня вернулась.

– Что?

– Аня вернулась, Генрих. Твоя дочь Анна снова с нами.

– Анна? В Берлине?

– Да. Она в соседней комнате и ждет тебя.

– Анна вернулась, – проговорил старый Губельман-Френкель. – Вот чудеса.

– Иди к ней, Генрих.

Губельман вошел в комнату и увидел дочь. Она сильно изменилась за последние годы. Но совсем не в худшую сторону, как изменились сам Генрих Губельман и его жена Этель.

Анна похорошела и стала роскошной красавицей. Ныне в хорошем женском костюме она стояла перед ним, жалким стариком в поношенной потертой безрукавке и старых довоенных брюках.

– Ты не рад меня видеть, отец?

– Анна?

– Это я, отец, хотя я понимаю твое удивление.

– Я никак не ждал тебя здесь увидеть. Разве ты больше не делаешь рэволюции?

– Не стоит шутить по этому поводу, отец. Я ведь приехала с миром.

– Неужели? И это после того как наша семья потеряла все?

– Я знаю о том положении, в котором оказалась наша семья здесь.

– Я потерял все, дочь моя Анна. Все что трудом накопили мой дед, и мой отец, и я сам. Твои товарищи забрали у меня все. Я начал дело здесь заново. Начал на тех жалкие крохи, которые смог вывезти из страны, которую вы превратили в кошмар. Но я снова прогорел. Немецкие бумажные деньги ничего не стоят. И скоро твоя младшая сестра пойдет на панель, дорогая дочь. Иного выбора у неё нет. Ибо я, её отец, больше не могу её кормить.

– Но я приехала, чтобы помочь, отец.

– Ты? И что ты сделаешь? Вернешь мне то, что я потерял в Петербурге?

– Возможно.

– Что? – старик вытянул худую шею.

– Я помогу тебе, матери и сестре. У вас будет всё, отец.

– Всё? Это слово слишком ёмкое для старого Губельмана, ставшего ныне Френкелем. Да. Я взял фамилию твоей матери. Но я готов тебя выслушать, дочь моя.

–Мы победили в гражданской войне отец. Врангель убрался из Крыма. В центральной России война завершена.

– И это должно меня обрадовать?

– Отец, я работаю в организации, благодаря которой часто буду посещать многие страны. И мне нужен надежный тыл. Для этого я готова создать его здесь. Я помогу тебе выбраться из нищеты и снова заняться привычным делом – торговлей.

– Но как ты сделаешь это?

Анна открыла саквояж, достала из него сумку и вручила отцу.

– Открой её.

Стрый Генрих открыл её и отшатнулся. Внутри были драгоценности. И их было много. Губельман высыпал содержимое на стол и стал разглядывать предметы. Он хорошо понимал, что это сокровище стоит. В камнях он разбирался.

– Откуда это? – он поднял глаза на дочь.

– Этого достаточно, отец?

– Это состояние, дочь моя. Целое состояние по нашим временам. С такими деньгами я смогу возродить свое дело где угодно.

– Нужно сделать это в Европе, отец. Можно в Германии. Можно в Бельгии или во Франции.

– Но что и кому я буду должен за эти средства?

– Средства я привезу еще, отец. Нужно чтобы ты возродил свою фирму и снова стал богатым человеком.

– И что в итоге?

– Ты будешь заниматься своим делом, отец. Но, а я буду использовать средства со счетов твоей фирмы для нужд той организации, что я здесь представляю. Причем на заработанные лично тобой средства, я посягать не стану.

– Я даже не стану спорить, дочь моя. Выбора у меня нет. А ты предложила мне выход из тупика. Но в Берлине я оставаться не хочу. Здесь стало слишком неуютно.

– Бельгия или Франция? – спросила она.

– Бельгия, – ответил Генрих. – С этой страной была связана моя фирма в Петербурге. Там у меня даже есть полезные знакомства. Просто так помогать мне они не станут, но если есть вот это, – Губельман указал на гору ценностей, – то я везде буду желанным гостем…