Василий Боярков - Участковая, плутовка и девушка-генерал

– Вот, – знойная брюнетка, облечённая в генеральское звание, удовлетворённо кивнула, а следом осветилась добросердечной улыбкой, – теперь я узнаю «нашу» несравненную плутовку Лису, способную к самому активному погружению в реальное гражданское общество. И сейчас её необыкновенные умения окажутся как нельзя более кстати, – добавила она намного тише, слегка удручённо, предназначая последние слова, единственное, только лишь для себя, – время нынче такое… военное, неспокойное. Пошли! – отдала она непререкаемую команду и твердой походкой, наработанной за долгие служебные годы, направилась к выходу.

– Оксана! – окликнула её кареглазая бестия и… сразу же осеклась: – Простите, товарищ генерал-лейтенант, – она более чем отчётливо поняла, что о существующей между ними чувственной дружбе посторонним знать, по меньшей мере, совершенно необязательно, – но как же мои личные документы?.. Они находятся в кабинете у ротного командира, а туда, в его отсутствие, при всём огромном желании у нас сейчас попасть – ну, никак! – не получится.

– Поверь, Юла, – непонятно почему, но по какой-то неизвестной причине Бероевой вспомнилось и второе прозвище, некогда прилипшее к непревзойденной ловкачке; она остановилась, не дойдя до дверного проёма чуть менее метра, на секунду обернулась назад, а дальше договаривала уже на ходу: – Они тебе пока не понадобятся… и даже будет лучше, что ты оказалась без них.

***

Часом позднее.

– Куда мы едем? – поинтересовалась Юлия, беспечно расположившись в удобном кресле первоклассной «Шевроле-Нивы», принадлежавшей высокопоставленной российской оперативнице; она придала себе нисколько не скромную позу (несмотря на несопоставимое различие в занимаемом положении, в присутствии друг друга они чувствовали себя и спокойно, и свободно, и очень вольготно).

– В один отдалённый, если не захолустный провинциальный «поселочек», – не отвлекаясь от управления и не поворачивая чёрненькой головы, разъясняла вторая девушка предстоявшую впереди перспективу, притом основную сущность передавала невнятно и очень расплывчато; она давно уже вывела транспортное средство на окружную дорогу и теперь уверенно правила, устремлялась прямиком на выезд из столичного мегаполиса, – но об основной задаче ты узнаешь немного позднее.

– Опять, «лять», какие-то страшные, чудные секреты, ежели не сплошные «страсти-мордасти»? – недолюбливая армейскую исполнительность и суровую дисциплину, проворная проныра наконец-то немного расслабилась и, соответственно, позволяла себе применять излюбленные непутевые вставки, освоенные ею в недалеком, едва ли не прошлогоднем, бродяжничестве. – Ну, и «по фигу»! – придав себе немного обиженный вид, она на пару минут замолчала; но, как и всякая непоседливая натура, юная девчушка не смогла усидеть в горделивом молчании и пары минут, а не выдержав, озарилась невероятно заинтересованным видом и продолжила настойчиво любопытствовать: – Оксана, а вспоминаешь ли ты моего прежнего воспитателя, Павла Аронова? Хорошо ли ты помнишь день его преждевременной гибели? – Невольно озорная плутовка нахмурилась, а глаза ее заблестели, наполнившись соленой, неприятно обжигавшей их, влагой.

– Конечно же, я всё случившееся отлично помню и не переставая ругаю себя за непростительную оплошность, допущенную в ходе той сложной, непредсказуемой спецоперации, – являясь непревзойденной профессионалкой и чувствуя какой-то завуалированный подвох, Бероева слегка напряглась, но, не подавая виду, всё так же уверенно правила, не поворачиваясь в сторону Лисиной, а только искоса изучая ее напряженно-сосредоточенным взглядом, – но одного не понимаю: к чему ты завела сейчас столь серьезный разговор, насколько я понимаю, неприятный для нас – для обеих? А ну-ка хитрющая проказница давай-ка «колись»: чего за очередные черти завелись в твоей и без них бесноватой головушке?

– Да так… – ответила Юла вначале расплывчато, выждала необходимую паузу, а затем резко переместила корпус не по-детски развитого тела вперед, изогнула его, чтобы глаза собеседников смотрели в глаза, и, наполняясь горючими слезами, участливо всхлипнув, задалась и неприятным, и, с её точки зрения, наиболее насущным вопросом: – Просто я вот всё думаю: а что было бы, если бы мы тогда его предательски не кинули и не бросили на произвол судьбы, а? Наверное, он бы со стопроцентной гарантией выжил – ты так не думаешь?

– Нет, – привыкнув выдерживать взгляд и похлеще, и значимее, и гораздо серьёзнее, Оксана стойко выдержала направленный в её адрес словесный укор, с одной стороны, по большей части надуманный, с другой… без сомнения, вполне справедливый; не отводя от пытливой плутовки вдохновенного взора, она простодушно и чётко ответила, казалось бы, единственным разом поставив все точки над литерой «И»: – Тогда бы, точно, погибли все мы!

– Ага! – эмоциональная девчушка неприветливо фыркнула и отодвинулась на прежнее место; дальнейшую беседу она вела немного насупившись: – Но вот мне почему-то представляется, что тебе важнее было вывести проклятого хана Джемугу, чем оказать действительную помощь отважному соратнику по оружию. Э-э-эх!.. Если бы только ты в тот раз меня не «вырубила»… я бы ни за что – ни за какие коврижки! – не оставила бы Борисыча в полной, безвылазной «Ж!»… а вдвоем мы бы непременно чего-то придумали. Эх, Оксана, и зачем ты меня в тот день «отключила»?! – Они первый разговаривали на волнительную тему полностью откровенно, поэтому скорбящая воспитанница старалась высказать всё, что, так или иначе, в растревоженной юной душеньке накипело.

– Он сам меня попросил, – почувствовав небывалую вину, Бероева (что было на неё ничуть не похоже) даже незначительно прослезилась; все-таки она не успела превратиться в «железную леди» и самые простые человеческие чувства – сочувственные, участливые – пока еще не утратила, – Павел не мог даже мысли себе допустить, чтобы с его любимой воспитанницей случилось хоть что-то плохое и скверное… он не оставил мне никакого иного выбора.

– И принял на себя геройскую смерть, и спас от ненавистного «монгольского ига» целый огромный город! – высокопарно промолвила молодая плутовка, немного выпятив вперед великолепно сформировавшуюся упругую грудь и горделиво наполнив прекрасное личико красноватой окраской. – А мы как трусливые зайчики спасли лишь личные задницы и оставили нашего верного товарища на злую погибель, несправедливую, страшную. Оксана, ты помнишь: сколько в его мужественном теле, зверски расстрелянном самым жестким образом, было при вскрытии обнаружено пуль?

– Не менее сотни, – справившись с нахлынувшей слабостью, восхитительная генерал-лейтенант смахнула слезу и с озабоченным видом посмотрела на юную спутницу, устроившую ей неимоверную словесную пытку, – на нём не осталось живого места… Мне очень жаль: Павел тоже считался мне – пускай и не слишком близким! – но, точно уж, далеко не чужим.