Александр Куревин - Из Забайкалья с приветом

Я не стал уточнять, почему сам Хотабин, командир взвода начальника ПВО, не был на учениях? Дежурство нес? И какая должность у Сенина? «Со временем все узнаю», – подумал.

Угрюмый увалень, чья койка стояла рядом с моей, оказался механиком-водителем нашей боевой машины пехоты командно-штабной. По простому – «бээмпэшки» или «кашээмки». Кажется, отмыться после вождения и обслуживания техники ему до конца не удалось. На носу осталось темное пятно.

– Бугров! Нос вытри! – засмеялся Хотабин. Увалень улыбнулся командиру взвода, глядя исподлобья. Принялся тереть свой нос классической народной формы (то есть картошкой). Меня улыбкой не удостоил, пожимая руку ради знакомства. Будто был мной уже не доволен. Того и гляди скажет: «Ты там где-то тащился, пока мы тут службу несли». Мне показалось, я вижу уже второго человека в части, которому вечно все не нравится. Первый-то, понятно, Шмоляр. Но, со Шмоляром все ясно, – ему «побираться» приходилось. Он без художника – как почтальон Печкин без велосипеда был. А механик-водитель Бугров что же? Все на нем ездят, кому не лень? Причем, в прямом смысле. А копаться в моторе в мороз приходится ему одному? Масло на его носу было явно машинное, никак не сливочное. Он не повар…

Еще несколько бойцов взвода готовились к завтрашнему дню, всех сразу не рассмотрел. Народу в казарме набралось не так много, поскольку рота связи, как я уже знал, отправилась на учения. В целом атмосфера сильно отличалась от того, что привык видеть в учебке. Никто никого не гонял по уставу, не муштровал, не отчитывал. Из учебного заведения я попал в действующую военную часть, где служба – это работа, и никто воспитательной фигней здесь не страдает. Вот главное отличие. И ужин мне понравился. Накормили по-взрослому. Дали возможность спокойно покушать. Не подняли из-за стола с набитым ртом.

Поутру водитель Бугров вынужден был обратить на меня свое внимание:

– Смелков, иди на Пункт, тебя Ермачев зовет.

Когда, где Бугров успел попасться на глаза Ермачеву, я выяснять не стал. Повеление Ермачева водила «бээмпэшки» мне передал таким недовольным тоном, будто я в чем-то провинился перед ним. Быть может, рассчитывал, что сегодня я, как выпускник мехфака, стану вместо него в моторе копаться? А меня – на Пункт.

– Хорошо, – пожал плечами и отправился, куда велено. Ермачев сидел один.

– Разрешите, товарищ сержант? – спросил, войдя в «радиорубку». Что-то было такое в этом маленьком сержанте, что панибратствовать с ним не хотелось.

– Заходи. Ты не в учебке, Смелков. Здесь все проще, – сказал мне. Однако – таким тоном, что я должен был уяснить, вероятно, он будет справедлив, но строг. Надо помнить, что есть такое понятие, как срок службы. По нему и место, которое ты занимаешь в обществе.

Лишний раз подумал, что сержант с кукольным лицом – паренек с характером. Он усадил меня к приемнику, дождался радиограммы в нужный час, записывал сам и мне тоже поручил принимать. Морзянка шла быстро, надо отметить, но я успевал.

– Ну, слава богу! – оценил Ермачев мой текст. – Будешь нести дежурство теперь. А то мне надоело тут торчать. Пацаны в казарме без меня заскучали.

Будто в доказательство сказанных им слов на Пункт пожаловал Ермачевский кореш – юноша с румянцем на щеках, при этом по шее видно – жилистый. Чувствовалось, усиленно готовится к дембелю и имеет завышенную самооценку собственных физических данных.

На меня вновь пришедший поначалу не обратил внимания, будто нет меня вовсе, даже не поздоровался. Стал о чем-то шушукаться с Ермачевым. Повернувшись ко мне спиной, достал что-то из кармана, чтобы показать Ермачеву. В руке у него звякнуло. Однако с конспирацией товарищи «старослужащие» лоханулись. Я увидел отражение в перегородке из оргстекла, отделяющей закуток с радиоприемником: парень держал на ладони какие-то монеты. Причем, явно не наши, не советские. Меньше рубля размером. Пожалуй, с полтинник, но медные или бронзовые. Старинные, похоже.

– Что, в натуре? Там нашли? – удивился Ермачев. – Архивариус знает?

Кореш Ермачева что-то горячо проговорил в ответ, но слов я не разобрал. А Ермачев сказал:

– Не знаю, как вы теперь встретитесь. Длинный-то – того! Кирдык вашему штабу.

Кореш снова что-то говорил-говорил, затем внезапно замолчал, и они с Ермачевым оба обернулись ко мне. Почуяли, что я их спалил, что ли?

– Слышишь, военный, ходи сюда! – сказал Ермачевский дружбан, очевидно, без тени сомнения, что имеет право командовать мной. И дело не в сержантских погонах, которые он тоже имел. Все в том же сроке службы. – Дело есть. Скоро стрельбы на полигоне. Тебе Шмоляр сегодня-завтра, сто пудов, карту принесет подписывать, врубаешься? Надо карту эту переснять. Знаешь, где фотограф живет?

– Откуда ему знать? – ответил за меня Ермачев. – Второй день в части.

– Значит, узнаешь, – безапелляционно заявил дружбан. – Задачу понял?

Я усмехнулся. Ничего с собой не мог поделать: ощущал себя не просто старше – взрослее этого розовощекого накаченного подростка. Но, у него амбиции. Не пришлось бы серьезно отпор давать!

– Меня с таким заданием не запишут в американские шпионы? – спросил. – Фотограф стуканет. А переснять карту откажется.

Пацан стал раздувать ноздри, но встрял Ермачев:

– Не бзди! Фотограф за рубль маму родную нагишом сфотографирует.

– Ты делай, что тебе говорят, усек?! – стал наезжать его корифан. Не то, чтобы я испугался. Просто решил пока проявить благоразумие. Не знаю ведь, что здесь, да как. Надо осмотреться сперва, потом уже решать, кого ставить на место, а с кем дружбу водить. Потому промолчал и с деланым смирением опустил взгляд.

– Ну, давай, братан! – пожал руку Ермачеву его дружбан и с достоинством удалился.

Я не стал тотчас бросаться к Ермачеву с расспросами, где живет фотограф, готовый за рубль на все. Надо будет, фотографа и сам найду, – решил. Тем более, не стал выяснять, а для чего, собственно, им нужна копия карты? Интуиция подсказывала, какой примерно ответ услышу.

– Садись к приемнику, – распорядился сержант. Пришлось. Вскоре явился Хотабин. Выслушав оценку Ермачева, что морзянку я принимаю прилично, отпустил того в казарму.

Пока Хотабин рылся в каких-то бумагах на полке, я задумался. А зачем карта, вправду, служивым? Ясный перец, карта вообще нужна для ориентировки на местности. Слава богу, еще компас не приказали «родить». Компас им не нужен? Или, компас у них уже есть?.. Что делать: сразу нарываться, или попробовать выкрутиться? Забуреть можно было бы. Однако стало любопытно, а для чего все-таки им карта? В бега решили податься? Нет, конечно. Чай, не зачморенные «духи»! Вон, какие холеные сержанты! И потом, это же карта ограниченной местности. Условный театр военных действий. По ней далеко не убежишь… «Нет, борзеть не стану пока, – решил. – Надо сперва их планы разгадать. Давно в индейцев не играл! – посмеялся над собой. – А что за монеты Ермачеву сержант показывал? Клад наши, что ли?!» – От такой догадки мне совсем весело сделалось.