Борис Акунин - Квест-2. Игра начинается

Норд и Айзенкопф с тревогой наблюдали за стрелками приборов.

— Ничего не понимаю! Ciliary arrhythmia! Arterial pressure is dropping [104] Мерцательная аритмия! Падает артериальное давление! (англ.) — Гальтон не заметил, что перешел на английский. Краткий курс обучения русскому языку не включал знакомство с медицинской терминологией. — But Gromov said that «эликсир бессмертия» guarantees complete cell regeneration without any after-effects! [105] Но Громов говорил, что «элексир бессмертия» гарантирует полную клеточную регенерацию без каких-либо побочных эффектов! (англ.) !

Из-под металлического кожуха аппарата еле слышно донеслось, тоже по-английски:

— Я принял дезактиватор. Еще тринадцать лет назад. Нечестно пользоваться привилегиями, когда снимаешь с себя Статус.

Голос был совсем тихий, но Гальтон все равно сразу его узнал по тембру и особой манере очень четко выговаривать звуки.

Это был голос из тайников — вне всякого сомнения.

и смотрел прямо на Гальтона. Он был в сознании, даже улыбался — слабой, словно извиняющейся улыбкой.

— Защита дезактивируется не сразу, постепенно. Мозг работает удовлетворительно, а вот тело без подпитки совсем износилось… На этот раз, думаю, всё. И очень хорошо… Я слишком зажился на свете…

Человек, лежащий в железном ящике, прищурил выцветшие глаза, когда-то бывшие голубыми. Речь давалась ему с трудом.

— Вы от него, да? От него? Я знал, что рано или поздно вы появитесь. Подойдите ближе, я не вижу вашего лица.

Норд сделал шаг вперед и наклонился. Он очень боялся, что старик снова лишится чувств и умолкнет. Уже навсегда.

— Ну конечно, от него… — Пациент опять улыбнулся. — Он всегда умел подбирать идеальных помощников…

Его глаза закатились. Рот остался приоткрытым.

— Сейчас, сейчас! — Зоя регулировала жизнеобеспечивающую аппаратуру. — Увеличу концентрацию кислорода, и он очнется.

Гальтон от напряжения закусил губу.

— Кто умеет подбирать помощников? Мистер Ротвеллер?

Его отодвинул Айзенкопф.

— Старик бредит. А вы только зря теряете время. Нужно выяснить, где «эликсир бессмертия», и дать ему дозу. Это единственное, что может его спасти!

Пациент моргнул и с удивлением уставился на узкоглазую физиономию.

— Вы кто? Те Гуанцзы? Не может быть!

— Кто это «Те Гуанцзы»? — прошептал Норд.

Биохимик пожал плечами и поднял палец: не мешайте.

— Да, я Те Гуанцзы. Где вы прячете «эликсир бессмертия»? Нужно срочно его выпить, иначе вы умрете!

Больной забеспокоился.

— Вы меня обманываете. Те Гуанцзы, если он еще жив, ни за что не спустится со своей горы… Что вы так смотрите? У меня нет эликсира. Я не оставил себе ни капли, все отдал Петру Ивановичу. Мне не нужно, а ему пригодится.

— Пропал «эликсир бессмертия!» — горько сказал Гальтон вполголоса. — Громов наверняка хранил его у себя в лаборатории. После взрыва там ничего не осталось…

— Отойдите, вы нечестный человек, — пролепетал старик немцу. — Я не буду с вами говорить. Где тот, с ясными глазами?

Зоя заправляла шприц.

— Вы его нервируете, Курт. Гальтон, давай лучше ты. Я сделаю ему укрепляющий укол.

Она с трудом попала иглой в вялую вену. Старик даже не поморщился. Он смотрел на Гальтона и улыбался.

— Итак, вы передали «эликсир бессмертия» Громову? — осторожно сказал доктор, боясь нарушить хрупкий контакт.

— Да. Еще в Цюрихе.

— Тринадцать лет назад? Когда приняли дезактиватор?

— Да, в апреле семнадцатого. Петр Иванович возвращался на родину. Я убедился, что он был прав, когда предсказывал революцию. И я решил удалиться от дел. На покой. Сюда, в свое имение. Только покоя не получилось…

Укол подействовал. Больной говорил более внятно и почти без пауз.

Гальтон вспомнил, что конюх-помещик рассказывал про бывшего владельца усадьбы. Кое-что начинало проясняться. Едва-едва. Очень хотелось спросить, от каких это дел удалился Пациент в апреле семнадцатого года, но чутье подсказывало, что таким вопросом можно всё испортить.

Кто же это такой?

— А почему вы решили… удалиться от дел?

— Ну как же! Ведь я был за все в ответе. Я старался, я не жалел сил… — Старик заволновался, его речь снова стала сбивчивой. — Я развивал науку, я помогал прогрессу, я внедрял человеколюбивые идеи — и во что всё вылилось! Ужасная бессмысленная бойня на самом цивилизованном континенте! Миллионы смертей! Все научные достижения — ради чего? Чтоб травить ядовитым газом, бросать с аэропланов бомбы, жечь людей из огнеметов? Человечеству не помогли мои усилия, оно сошло с ума… Я устал, я изверился. Я был в отчаянии… А он всегда говорил, что мир нужно переустроить.

— Громов?

— Да, Петр Иванович. Мой ученик. Он чувствовал эпоху лучше, чем я. Я отстал от времени, мне было лучше уйти…

Это не бред — вот единственное, что понял потрясенный доктор Норд. Я развивал науку, я помогал прогрессу? Человечеству не помогли мои усилия? Такое может говорить только… Господь Бог.

А что если Бог совсем не то, чем Его воображает христианская церковь? Что если Господь — пожухший старый мальчик, всемогущий и беспомощный, отчаявшийся и умирающий от тотальной аллергии?

Гальтон затряс головой, отгоняя эту безумную мысль.

— Я растерялся… В моем распоряжении находилось мощное средство, а я не знал, как его употребить…

Это он об «эликсире власти», догадался доктор.

— Всё вокруг рушилось, гибло, а я бездействовал. И тогда Петр Иванович привел ко мне того человека. Он обладал всеми признаками идеального кандидата: целеустремленный, сильный, уверенный, с правильной примесью сумасшедшинки. А главное, он знал, кто виноват и что делать.

— Вы говорите про Владимира Ленина?

— Да. Невероятно сильный логик и диалектик. Но ему не хватало сил справиться с торжеством Хаоса, который обрушился на мир. И я согласился помочь. Я дал ему эликсир… Этот человек сделал невозможное. За несколько месяцев превратил горстку единомышленников в сильную партию. Взял власть. Начал перекраивать и перестраивать. А стройка — дело грязное. Я тогда не понимал: нельзя возвести здание, даже самое прекрасное, сначала не вырыв яму. И когда начались аресты и расстрелы, я убежал сюда. Я перестал давать ему эликсир… Это была ужасная ошибка! — Больной хватал ртом воздух, его губы посинели, но слова лились сплошным потоком, и Гальтон боялся пошевелиться, чтоб не сбить говорящего. — Понимаете, революция, когда на нее смотришь снизу, вблизи, это ужасно. Сюда пришли дикие люди, все разбили, разломали… Меня посадили в тюрьму, где было много несчастных. А потом увезли в лес и всех расстреляли. Дезактиватор еще только начинал разрушать регенерацию клеток, и я остался жив, только ноги отнялись. Это ладно. В России миллионы калек, чем я лучше? Ужасно другое. Я вообразил, что большевизм — чудовищное заблуждение. А на самом деле заблуждался я сам. Без повторных инъекций эликсира мозг вождя стал высыхать. Я погубил Владимира Ильича…