Братья Швальнеры - Нюрнберг. На веки вечные

Гилберт работал три дня. Под конец последнего дня, вечером, все, как всегда, собрались в обеденной зале «Гранд- Отеля». Вышинский выглядел подавленным. Даллесу бросилось тогда в глаза, что он поднял тост за смертную казнь в отношении всех заключенных – хотя высказывания подобного рода со стороны обвинителя не то, что до приговора, а даже до начала деятельности Трибунала, были более, чем недопустимыми.

– Чего это он сегодня так разговорился? – улыбнулся Даллес, как обычно коротавший вечер в компании старого приятеля Шейнина.

– Видимо, терять нечего стало, – полушепотом пожал плечами Шейнин. – Его в Москву отзывают.

– О как! А кто же вместо него?

– Руденко, прокурор Украины и первый заместитель Генерального прокурора Горшенина.

– Что он за человек?

– Чудовище.

– Неужели хуже Вышинского?

– Все познается в сравнении… Вышинский никогда не брал в руки оружия. О расстрелах знает только понаслышке. Этот же никогда не чурался привести приговор в исполнение…

– Даже так? – вскинул брови Даллес.

– Да. Перед войной на шахте в Воркуте началась забастовка рабочих по причине низких зарплат. Так он выехал на место и лично застрелил зачинщика. А уж потом разрешил бессудную расправу над остальными… И не только это…

– А что еще?

– Эти наши предвоенные процессы… Ты ведь наверняка знаешь, что творилось в ту пору, скольких пришлось отправить на тот свет по сомнительным политическим мотивам?

– Слышал, – уклончиво ответил Даллес, вполне хорошо представлявший себе масштабы сталинских репрессий, проводимых им в борьбе за власть. Американец не хотел углубляться в эту тему с Шейниным, чтобы не обидеть его – он ведь отлично понимал, что приятель тоже, пусть и вынужденно, но замарал себя участием в работе этих прокрустовых лож.

– Так вот Руденко тут очень уж отличился. До такой степени, что перед войной его за жестокость вообще уволили из прокуратуры и хотели арестовать. Потом, в связи с уходом едва ли не всей страны на фронт, начался кадровый голод и его вернули, но… его поведение в ходе процессов над невиновными до начала боевых действий навсегда останется в памяти очевидцев… Понимаешь, Вышинский исполнял прямое указание Сталина в этих вопросах – его должность, близкая к Кремлю, не позволяла ему отказаться. А на местах порядочные люди всегда могли найти способ хотя бы сократить число жертв. Руденко же делал с точностью до наоборот – казалось, эти директивы только развязали ему руки. Как будто он, человек по природе жестокий, только и ждал команды, чтобы удовлетворить свою кровожадность…

– Да уж, – присвистнул Даллес. – Надеюсь, хоть судьи не таковы…

– И тут ошибаешься, – отрезал Шейнин. – Про американцев ничего не могу сказать, так как члены Трибунала еще не назначены, а вот насчет нашего главного судьи есть, чем тебя разочаровать.

Информация к размышлению (Иона Никитченко). Это про него Фурманов написал в своем знаменитом романе «Мятеж», сделав его знаменитым на всю страну, такие строки: «Иона может часами почти недвижимо оставаться на месте и думать, обдумывать или спокойно и тихо говорить, спокойно и многоуспешно, отлично делать какое- нибудь дело… Глядишь на него, и представляется: попадает он в плен какому- нибудь белому офицерскому батальону, станут, сукины сыны, его четвертовать, станут шкуру сдирать, а он посмотрит кротко и молвит:

– Осторожней… Тише… Можно и без драки шкуру снять…»

Никитченко принимал участие в проведении самых громких и ярких по своей безрассудной жестокости судебных процессов, следствием которых неизменно становилась казнь неугодных Сталину его вчерашних товарищей. Среди них:

– процесс по делу «Объединенного троцкистско- зиновьевского центра» (подсудимые Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев- Розенфельд, Г. Е. Евдокимов, И. П. Бакаев и т. д., всего 16 человек) – расстрельный приговор вынесен 24 августа 1936 года;

по обвинению в шпионаже в пользу Японии востоковеда, академика АН СССР А. Н. Самойловича – расстрельный приговор вынесен 13 февраля 1938 года;

по обвинению во вредительстве и шпионаже Я. Э. Рудзутака – расстрельный приговор вынесен 28 июля 1938 года;

по обвинению в участии в антисоветском заговоре П. Е. Дыбенко – расстрельный приговор вынесен 29 июля 1938 года;

по делу об объявлении (заочном) Ф. Ф. Раскольникова «вне закона» – расстрельный приговор вынесен 17 июля 1939 года. Символичен ответ Раскольникова, написанный им в виде открытого письма Сталину и опубликованный после приговора: «Сталин, вы объявили меня „вне закона“. Этим актом вы уравняли меня в правах – точнее, в бесправии – со всеми советскими гражданами, которые под вашим владычеством живут вне закона…»;

по обвинению в шпионаже и заговоре в пользу Великобритании английской подданной Роуз Коэн, заведующей иностранным отделом газеты Moscow Daily News. Приговор вынесен 28 ноября 1937 года. После расстрела Роуз Коэн 28 ноября 1937 года, её семилетний сын Алексей Петровский (будущий академик РАЕН) остался круглым сиротой и попал в детский дом.

Комиссия ЦК КПСС по установлению причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных на XVII Съезде партии, в своём докладе Президиуму ЦК КПСС от 9 февраля 1956 года о деятельности И. Т. Никитченко в рассматриваемый период отмечала следующее: «Установлены факты, когда Военная Коллегия Верховного Суда СССР дошла до вынесения приговоров по телеграфу.

Бывший член Военной Коллегии Верховного Суда СССР Никитченко (ныне генерал- майор в отставке), возглавляя выездную сессию на Дальнем Востоке, не видя дел и обвиняемых, вынес по телеграфу 102 приговора.

Тот же Никитченко, находясь на Дальнем Востоке, не только не вскрывал проводившуюся там органами НКВД массовую фальсификацию дел, но, наоборот, всячески потворствовал этой фальсификации и способствовал её внедрению в работу аппарата НКВД.

В Управлении НКВД по Дальневосточному краю существовала продуманная система «подготовки» арестованных к заседаниям Военной Коллегии, о чем было известно Никитченко, поощрявшему эту преступную практику».

Никитченко выезжал в регионы (Ленинград, Дальний Восток) где председательствовал на процессах по обвинению региональных руководителей в контрреволюционной деятельности. Дела рассматривал по принципу «конвейера». 8 августа 1940 года партколлегия КПК при ЦК ВКП(б) наложила на него взыскание – строгий выговор – за систематические процессуальные нарушения при рассмотрении уголовных дел на Дальнем Востоке.

– Получается, что его, как и Руденко, на волну правовой работы вернула война и принесенный ею кадровый голод?

– Да, Аллен, именно так, – печально вздохнул Лев Романович. – И это печально. Но вдвойне печально то, что лучшие работники правоохранительных органов, ушедшие тогда на войну, на войне и остались, а в руках таких вот Руденко и Никитченко сейчас судьбы целого мира. И вопрос – смогут ли они должным образом ими распорядиться?..