Братья Швальнеры - Нюрнберг. На веки вечные

– В Руденко стреляли, товарищ Сталин…

– А почему промахнулись?

– Не могу знать, Иосиф Виссарионович. Видимо, спешили очень.

– У него не было пистолета? Почему он не отстреливался?

– То есть как? – Вышинский оторопело пожал плечами. – Это же… как бы он отстреливался? И зачем, если…

– Да, успокойся, – улыбнулся Сталин. – Я щучу. Хорошо проведенная операция, тщательно организованная. Молодец Меркулов. И Руденко неплохо сыграл. И главное – американцам теперь не отвертеться. Какой публичный процесс? А что, если кто- то из спрятавшихся в овечью шкуру бывших нацистов застрелит одного прокурора, второго, третьего? Думаю, надо сообщить нашим союзникам, что вопрос проведения процесса не проработан до конца – добьем всех нацистов, тогда и приступим. А там или ишак, или падишах… Справишься?

– С чем, товарищ Сталин?

– С тем, чтобы ноту подготовить по линии МИДа? Ты ведь, если помнишь, теперь там работаешь…

– Так точно, товарищ Сталин. А что надо написать? Что вопрос не подготовлен?

– Не только. Еще надо как следует обвинить американцев.

– Это мы, конечно, сделаем, но ведь сам факт выстрелов, произведенных человеком в американской военной форме, ничего еще не доказывает. Вон в Катыни тоже стреляли люди в форме вермахта, а проблем…

– Заткнись про Катынь, – зло глянул на собеседника Генсек. – Хоть и похоже, а параллелей проводить не надо. Сам знаешь, исторические параллели всегда рискованны. Ты не об этом должен писать. А о том, что Даллес, чье присутствие в Нюрнберге изначально ставило процесс под угрозу срыва, решил – по непонятной нам причине – довести до конца наши самые худшие подозрения.

– Бросить тень на него? Но ведь он уехал за два или три дня до покушения…

– Логично, черт побери. Лучшее алиби – отсутствие в месте преступления в момент его совершения!

Вышинский улыбнулся, приятно удивившись находчивости хозяина.

– Железная логика, Иосиф Виссарионович.

– Стальная, – поправил Сталин, явно пребывавший в хорошем настроении. – А ты дурак. Это ты, юрист, должен такие тонкости знать и меня учить, а не я тебя. Ладно, прощаю пока. Ты же теперь временно дипломат. – Оба рассмеялись. – А дипломаты нам сейчас нужны не меньше, а даже больше, чем юристы…

9 октября 1945 года, Нью- Йорк

Вице- президент корпорации «Американские торговые корабли» Элизабет Бентли была женщиной заслуженной и уважаемой в определенных кругах на Уолл- стрит. Она была вхожа в высокие кабинеты, обладала многими знаниями из разряда «top- secret», могла влиять на принятие судьбоносных решений. И кто бы мог подумать, что в эту самую минуту эта сановная леди совокупляется как животное на грязной, захламленной квартире в негритянском квартале Нью- Йорка не с кем- нибудь, а с советским резидентом Исхаком Ахмеровым! И да, она знает о его деятельности и даже кое в чем ему помогает, но в данный момент совершенно не думает ни о вреде, который он наносит давно нелюбимым ею Штатам, ни о деле. Она думает о другом…

Ей безумно нравился секс с этим молодым, горячим, хоть и бестолковым азиатом, который, кажется, ничего более в жизни не умел. Вообще он вдохнул в нее новую жизнь, которой женщинам в ее возрасте так отчаянно хочется, но зачастую желание это остается лишь желанием. Используя ее как игрушку для удовлетворения потребностей своего молодого организма, ставя ее во все возможные позы и даже причиняя ей боль во время неистового соития – которое напоминало ей совокупление с животным наподобие тигра, – он не только утверждался в роли любовника статусной дамы, которая имеет вес в дипломатических и торговых кругах сильнейшей мировой сверхдержавы, но и делал ее желанной, а значит, нужной мужчине. А что для женщины во все времена самое главное, как не это? Конечно, ее статус тоже прибавлял ей значимости, но с годами она начала понимать разницу между настоящими ценностями и теми, что привиты обществом. Интерес молодого мужчины, его страсть, вожделение ее тела были настоящими, а без остальных вполне можно было прожить…

Но как, скажите, прожить без страстных объятий молодого неустанного татарина, которому только и надо, что секс 24 часа с опытной и выносливой дамой?! Как прожить без его малопонятных выкрикиваний на родном татарском языке в минуты наивысшего удовольствия?! Как прожить без его смазливого лица, которое способно говорить только на примитивные темы о Родине, родном городе под странным и чудным названием Силябэ, о женщинах и выпивке и, глядя на которое, волей- неволей задумываешься о том, чтобы заткнуть его рот поцелуем и поскорее затащить в кровать?! Нет, Лиз просто не мыслила себя без него…

А когда, после страстного соития, они лежали, обнявшись и курили прямо в постели, она задавала себе вопрос – как такого глупого и помешанного на сексе троглодита из Тмутаракани назначили резидентом? Ведь истинное чудо в том, что он до сих пор не погорел на чрезмерной откровенности в компании какой- нибудь барышни, которых менял как перчатки, прыгая из постели в постель. Всю войну этот избалованный денди, совсем даже не походивший на выходца из СССР, не нюхая пороху, обольщал жен американской политической элиты, получая от них нужную ему информацию о деятельности мужей – наподобие другого советского шпиона, Рихарда Зорге, занимавшегося тем же в канун войны в Японии. И пусть информация эта была скупа – недостаток ее он компенсировал самоутверждением за счет обладания этими дамами в самых извращенных позах, что только позволяла себе фантазия ненасытного азиата! Опасность, думала Элизабет, только заводила его…

И все же ему везло. Во многом благодаря главному советскому шпиону в США, заместителю министра финансов Натану Сильвермастеру, чья опытность спасала всю группу уже много лет, обеспечивая ее бесперебойную работу и отправку в центр ценнейших и секретнейших сведений. Ему не нужны были помощники, но и делать его резидентом центр не мог – слишком уж на виду, при определенных обстоятельствах, могла оказаться эта фигура. Ахмеров же был надежным прикрытием, который, привлекая к себе внимание, отводил его от фигуры Натана. А внимания он привлекал будь здоров, особенно женского… Когда Лиз думала об этом, то будто горела изнутри – так ей было обидно от осознания невозможности обладать им всецело как домашним питомцем, постельной игрушкой, от осознания необходимости делить его с высшим светом и тамошними профурсетками. Ей хотелось в такую минуту сорваться с любого места, где бы она ни была и ехать к нему, на грязную съемную квартиру в Гарлеме, арендованную им по этому случаю, и отдаваться, отдаваться, отдаваться. Подчиняться его нелепым приказам – вставать то в ту, то в иную позицию, только ради неземного наслаждения, за пределами которого, казалось, ничего ей уже в ее возрасте не светит.