Леонид Дроздов - Закат над Квантуном

– Я могу давать вам уроки, – с готовностью отозвался Эссельсен.

Горский вспыхнул, а мистер Ливз недовольно и ревниво поглядел на своего драгомана, с которым он имел, как все говорят, не только деловые связи.

– …но, к сожалению, не имею достаточно времени на его изучение, – закончил Антон Федорович. Брать уроки у Эссельсена ему не хотелось.

– Очень жаль. Со мной вы бы получили хорошую практику, – вздохнул шотландец.

– Don’t bother him, William! – процедил сквозь зубы мистер Ливз. Эссельсен лишь глупо улыбнулся.

– Скажите, Вильям, что вы с Эдуардом будете делать, если начнется война? – спросил вдруг Гвоздевич, высверливая взглядом британцев.

– Я тотчас уеду! – гордо заявил мистер Ливз. – Мне пока еще дорога моя жизнь.

– А я, пожалуй, останусь, – спокойно, но в то же время несколько дерзко ответил Эссельсен.

– Вот как? – искренно удивился штабс-капитан.

Мистер Ливз вопросительно и пренебрежительно поглядел на компатриота.

– А что? – пожал плечами переводчик. – К русским я уже привык, ваш язык знаю, знаю и китайский. На Квантуне таких единицы, поэтому именно здесь я как нигде чувствую свою значимость и свою необходимость.

– А вы, Фридрих?

– Я тоже останусь, – решительно бросил Ланфельд, осушив рюмку с коньяком. В последние дни Горский стал замечать появившуюся в химике уверенность. В австрийце просыпалось мужество, укрепилось железное терпение и выработался звенящий стальной баритон.

– А как же ваша супруга? Вы говорили, что она не желает жить в России, – вспомнил Гвоздевич.

– Вы правы, Жорж. Эмма действительно не желает жить в России. Однако она моя законная жена и будет делать то, что я ей скажу и подчиняться всем решениям, которые я приму.

Антон Федорович не мог поверить, что перед ним сидит тот самый герр Фридрих, которого он знал ранее. Из бывшего мягкотелого и любвеобильного подкаблучника, из этакого Пьера Безухова он превратился в эгоистичного мужчину, который знает себе цену и готов дать отпор любому, кто подденет его самолюбие.

– Браво, Фридрих! Ты делаешь успехи! – восхищенно прокряхтел Унгебауэр, едва опрокинув рюмку Мартеля.

Разговор на внешнеполитическую тему продолжился. Война, которую в те дни не обсуждал только ленивый, будировала практически всех обывателей, никого не оставляя равнодушным. В гостиной Унгебауэра некогда от этих обсуждений решили воздержаться, но повисшее в воздухе напряжение раз за разом возвращало беседы в милитаристское русло.

Вечер проходил спокойно, но удивительно скучно. Разговоры о войне Горскому изрядно надоели, поэтому Антон Федорович занимал себя тем, что старался понять каждое слово, сказанное мистером Ливзом до перевода Эссельсена. Овладеть английским языком титулярный советник решил еще прошлым летом, однако заниматься всерьез начал лишь с октября. Купленный в книжном магазине при «Новом Крае» самоучитель оказался вполне понятным и доступным, чего не скажешь о грамматике и в особенности глагольных временах наречия Туманного Альбиона.

Горский уже раздумывал поехать домой, как вдруг Унгебауэр объявил:

– Господа! Сегодня я приготовил вам сюрприз!

Все разом замолкли, вопросительно глядя на хозяина особняка. Довольный произведенным эффектом, лейтенант флота медленно обвел взглядом каждого из друзей, удовлетворенно причмокнул и только после этого продолжил:

– Неделю назад при гостинице «Империал» открылся замечательный кафешантан! Так вот, господа, я имел смелость зарезервировать нам столик! Едемте сейчас же! Сегодня там выступает Знойная Зизи!

Компания восприняла данное предложение восторженно-сдержано: у всех, кроме Ливза и Эссельсена, заблестели глаза. Даже у примерного семьянина Ланфельда, что уж очень необычно. Более того, если англичанин с шотландцем от поездки отказались, то Фридрих без раздумий согласился. Гвоздевич лишь молча кивнул и улыбнулся, подкрутив холеный ус. Горский же ехать в заведение с сомнительной моральной составляющей желанием не горел, однако и обижать Демьяна ему не хотелось.

Простившись с британцами, Унгебауэр приказал камердинеру запрягать экипаж. Спустя десять минут друзья сидели в холодной коляске и с нетерпением подгоняли кучера. С наступлением ночи город попал не только во власть тьмы, но и во власть мороза. Единственное, что согревало тела наших джентльменов, это выпитый Мартель и скорая встреча с загадочной артисткой. Кто такая Знойная Зизи никто не знал, а описывать ее Унгебауэр отказался.

– Сами услышите… и увидите, – пространно отвечал Демьян Константинович, кутаясь в шарф.

Несмотря на позднее время, гостиница «Империал» светилась огнями и подпиралась десятками экипажей. Возницы соорудили поблизости несколько костров, возле которых что-то громко обсуждали. Из гостиницы доносилась задорная музыка, электрические люстры холла манили своим мягким аристократическим светом.

Оставив верхнюю одежду в вестибюле, компания Унгебауэра проследовала в самый кафешантан. Внутри оказалось довольно темно и дымно, потому как буквально за каждым столиком курили сигары. Тесно сдвинутые столы выделялись белыми скатертями, несколько разбавляя и оттеняя мрачную залу с наглухо зашторенными окнами. Самым ярким пятном была, безусловно, полноценная сцена с рампой, где в лучах софитов выступали две худые акробатки в газовых одеждах на восточный манер. Барышни ловко тянули ноги, перекатывались друг дружке по спине, вставали на голову – зрители одобрительно хлопали, но без особого задору.

– Какие тощие!.. – поморщился Ланфельд.

– Зато какая пластика! – вступился за девушек Унгебауэр.

– И ради них мы притащились в этот табачный притон? Которая из них Знойная Зизи? – полушутя обратился к Демьяну Константиновичу Гвоздевич.

– Полноте, Жорж! Я ценю ваше чувство юмора, но, право, упомянутая вами дама определенно вас поразит.

– Едва ли меня еще что-то может в этой жизни поразить, – философски ответил штабс-капитан и посуровел.

К новоприбывшим подскочил тучный распорядитель с зализанной назад шевелюрой и глазами бывалого савраса.

– Простите великодушно, господа, вынужден вас огорчить: все столики нынче заняты, – притворно скорбным голосом объявил он вместо приветствия.

– Простите, любезный, не представился: лейтенант Унгебауэр.

– Ах, господин Унгебауэр? – медоточиво повторил распорядитель. – Вы из Морского пароходства? Очень рад знакомству!

Протянул мясистую руку лейтенанту. С остальными здороваться не стал. Верно, счел ниже своего достоинства. Стало быть, он же и антрепренер, сделал вывод Горский.