Елена Легран - Апостолы Революции. Книга первая. Лицедеи

– Бертран?.. – настороженно спросила она и слегка покачала головой, словно не доверяя своему зрению.

– Боже мой, милая! – Барер бросился к ней и с силой заключил в объятья. Она не пошевелилась, лишь слегка отстранила голову, стараясь избежать поцелуя.

– Не так быстро, дорогой, – проговорила молодая женщина. – Сначала уведи меня отсюда, и немедленно.

Барер ослабил объятья и, взяв ее лицо в свои руки, посмотрел прямо в ее глаза.

– Обещаю, клянусь, что через каких-то три-четыре дня… – страстно начал он, но Элеонора со всей силой, на какую была способна, оттолкнула его.

– Три-четыре дня?! – закричала она. – Ты в своем уме?! За это время я или сойду с ума, или заболею чахоткой! Немедленно, Бертран, немедленно! Садись и пиши приказ об освобождении!

Барер грустно улыбнулся ее наивности.

– Это не так просто, родная, – попытался урезонить он ее. – Я сделаю все возможное и даю тебе мое слово, что…

– Плевать мне на твое слово! – она набросилась на него, как тигрица на ягненка. – Ты обещал защищать меня, клялся, что со мной никогда ничего не случится. И что же? Заявляются трое членов какого-то драного революционного комитета, суют мне под нос приказ об аресте – и вот я здесь! А где ты? Где твоя хваленая защита? Мало того, что тебе понадобилось четыре дня, чтобы явиться сюда, так теперь тебе надо еще столько же, чтобы написать одну строчку?! Не делай из меня идиотку, Бертран! Мне слишком хорошо известно, что при желании тебе хватило бы минуты, чтобы вытащить меня отсюда. Только вот желания этого у тебя нет. Хотелось бы знать, почему?

Разговор пошел совсем не так, как того ожидал Барер. Впрочем, на что он рассчитывал? Что она кинется в его объятья после четырех дней заключения? Что согласится ждать еще столько же? Элеонора никогда не отличалась терпением, требуя всего немедленно и категорично. С какой стати она станет делать исключение, когда речь идет о ее свободе? Но у Барера были свои соображения. Его репутация – прежде всего! В том, что касалось освобождения из тюрьмы, не оставляя ни малейших следов своего участия, он был профессионалом. Только как объяснить это разъяренной женщине, разочарованной в своем любовнике, которого она считала всемогущим?

– Я пришел сразу же, как узнал, где тебя содержат, – проговорил он как можно спокойнее. – Я понятия не имею, почему и, главное, кто тебя арестовал. Если бы ты могла сказать мне, чья подпись была на приказе об аресте… – он замялся.

Она молчала.

– Ты видела приказ?

– Да, бланк Комитета общественного спасения. А подпись я не разобрала. Видишь ли, у меня едва хватило времени одеться. Эти мужланы буквально вытащили меня из постели.

В ее словах было столько желчи, что Барер опустил голову, не желая встречаться с враждебным взглядом возлюбленной.

– Я не мог знать, Элеонора, – извиняющимся тоном проговорил он. – Мне больно слышать, что ты пережила. Я отдал бы все на свете, чтобы этого никогда не случилось.

– В самом деле? – с вызовом спросила она. – Тогда чего же ты ждешь? Ты жалкий трус, Бертран! Ты даже не смеешь подписать приказ о моем освобождении!

– Ты сама не понимаешь, что говоришь! – закричал он. – Я не могу поставить на кон свою репутацию ради… – он осекся, но слово было сказано.

Она замерла на мгновение, вскинула брови и спросила с убийственным спокойствием:

– Ради кого? Ради женщины сомнительной репутации? Вот, оказывается, что ты обо мне думаешь! Тогда позволь спросить, какого дьявола ты являлся ко мне чуть ли не каждую ночь? Это не порочило твою репутацию? Я видела, с какой легкостью ты освобождал моих друзей. И это никак не очернило твое доброе имя, – последние слова были произнесены с нескрываемой издевкой. – Так в чем же дело? Почему ты не можешь помочь мне ?

– Мне нужно всего лишь несколько дней, чтобы твое освобождение прошло незамеченным. Но ты очень облегчила бы мою задачу и ускорила бы свое освобождение, рассказав, кому в Комитете общественного спасения понадобилось арестовывать тебя.

– Понятия не имею! – твердо заявила она. – Я же сказала, что не видела подписи.

– Допустим, – согласился Барер. – Но ведь тебя допрашивали? Кто? О чем?

– Нет, меня никто не допрашивал. Я ждала тебя, но ты не приходил, – Элеонора снова попыталась перевести разговор на трусливое поведение любовника.

Барер задумался. Ни одного допроса?! Не может быть! Тогда зачем она здесь?

– Послушай, – вкрадчиво заговорил он, приближаясь к ней, но она отступила на два шага назад и вытянула руку вперед, словно защищаясь, – если ты боишься кого-то, если тебе угрожали, доверься мне. Клянусь, никто никогда не узнает о том, что ты мне рассказала.

Но она лишь покачала головой.

– Я не верю тебе, Бертран, – с горечью сказала Элеонора, садясь на стул. – Мне грустно слышать, что тебя куда больше занимает причина моего ареста, чем мое освобождение. Ты даже представить не можешь, чего мне стоили эти несколько дней заключения! А ты с такой легкостью просишь потерпеть еще! Мне больше нечего тебе сказать. Поговорим, когда я выйду отсюда, – и, помолчав немного, добавила: – Если я когда-нибудь отсюда выйду.

– Ты рассказала о наших отношениях? – спросил Барер, опускаясь перед ней на одно колено и сжав ее ладони в своих.

– Кому я могла о них рассказать? – усмехнувшись, спросила она.

– Тому, кто задавал тебе вопросы.

– Мне никто не задавал никаких вопросов, – с упрямой твердостью повторила она. – Я уже говорила тебе.

– А я тебе не поверил. И никогда не поверю. Только вот не могу понять, зачем ты ему понадобилась…

– Кому – ему? – настороженно спросила она.

– Тому, кто поставил подпись под этим чертовым приказом! – он уже не в силах был себя сдерживать и, вскочив на ноги, с силой ударил кулаком по столу.

– Так возьми приказ и посмотри, – просто сказала она.

– Его нет в твоем досье. Испарился, исчез, растворился в воздухе! – все больше распалялся он.

– Так если нет приказа об аресте – значит нет и ареста, – пожала плечами Элеонора. – Я могу просто выйти отсюда под руку с тобой. Никто и слова не скажет!

Барер нервно ухмыльнулся и ничего не ответил. Она ломала комедию, он это понял сразу же, как понял и то, что потерял эту женщину. Элеонора ясно дала понять: либо она немедленно выходит из тюрьмы, либо говорит ему «прощай». Но не это волновало его. Кого она выгораживает и почему? – вот вопрос, который приобрел для него первостепенную значимость. Он интересовал его даже больше вопроса о том, что именно она успела рассказать о его делах.

Элеонора молча сидела на стуле, сложив руки в замок на коленях, и ждала, не спуская внимательного взгляда с любовника. Ждала, что же одержит победу над ним: совесть или страх?