Вадим Долгий (Сухачевский) - Декамерон 1914

Грыжеедов. Однако же вы, ваше превосходительство, не учитываете наш патриотический дух! У немцев такого нет и быть не может! И я вам еще вот что скажу…

Г-жа Евгеньева. Ах, довольно, довольно, господин Грыжеедов, довольно, ваше высокопревосходительство, право же, политика меня весьма мало интересует…

– – —

Г-н Кляпов (озираясь). И долго, скажите, мне еще эту вашу адскую штуковину у себя хранить?

Г-н Кокандов. Тише, прошу вас!.. Клянусь: если б не эта лавина – уже нынче бы вас избавил…

– – —

Профессор Финикуиди. …Да, да! представьте себе! Этот самый швейцарский профессор Айнштайн показал, что пространство и время – суть одно! Нашу жизнь можно, стало быть, измерять в верстах и аршинах! – каково?! Интересно, на какой версте жизни нас застигла эта лавина?

Г-н Петров (Поглядывая на Кляпова, громко) . Свершено не понимаю, как могут занимать подобные нелепости, когда девочки… совершенно невинные… цветки жизни… Когда их – какие-то работорговцы!…

– – —

Г-жа Дробышевская. …И если я вас сколько-нибудь заинтересовала теософскими идеями госпожи Блавацкой…

Г-н Кляпов. Г-м…

Г-жа Дробышевская. Но однако – куда же вы, Павел Игнатьевич?

Г-н Кляпов. Sortir. (Стремительно удалился.)

Г-жа Дробышевкая ( a parte 6 6 Про себя (итал.) ) . Хам!

– – —

Г-н Львовский. Позволено ли мне будет спросить у вас, очаровательная Ми?.. Ваше странное имя… не происходит ли оно из рассказа покойного писателя Чехова, где имеется столь же очаровательная Мисюсь?

Ми. Я же просила тут всех: просто Ми! Коротко и просто!

(Очень прямо держа свою прелестную фарфоровую головку, она чуть удалилась и понюхала какой-то белый порошок с тыльной стороны своей ручки. Ах, не трудно было догадаться, что это за порошок! Не столь давно я в поэтическом салоне Петербурга видел, как то же самое проделывал кумир нынешней молодежи, поэт Александр Блок. Что тут скажешь, кроме как: o tempоre, o moris! 7 7 О времена, о нравы! ( Лат. ) )

– – —

Г-н Васюков.…Да, да, весьма интересно. Говорите – у берегов Красного моря?

Г-жа Дробышевская.Дважды! Видела там скиты первых христиан, это просто потрясает воображение! Я как раз буду делать доклад на заседании Лондонского общества… И еще кое-что весьма любопытное… Помните, я говорила? Купила как-то в Индии.

Г-н Васюков. О, да, ваша географус ( отчего-то он выразился именно так )… Это крайне, крайне любопытно…

– – —

Дуня (стряхнув с себя руку господина Петрова) . Но-но, без глупостев, Сергей Сергеевич! Вот замуж возьмете – тогда…

– – —

Г-жа Ахвледиани (ко мне) . И что же вы все-таки думаете, господин прокурор, касательно смерти господина Сипяги?

Ваш пок. сл. Ах, ничего не думаю, княгиня, пускай полиция думает; право же, я – не полицейский и не судебный следователь.

– – —

…Тут, однако, я, пожалуй, все-таки несколько слукавил: судебный следователь, каковым я был пятнадцать лет тому назад, уже начинал пробуждаться во мне. Хочу здесь добавить, что в качестве начинающего следователя стажировку я проходил у знаменитого судебного следователя по фамилии Лежебоко 8 8 О дальнейшей судьбе следователя Лежебоко см. в книге В. Сухачевского «Злой Октябрь» («Из архивов Тайного Суда»). , раскрывшего множество самых запутанных дел и многому меня научившего, а уж его-то загадка смерти ротмистра Охранки наверняка крайне бы заинтересовала, и никогда бы он не позволил ни себе, ни мне пройти мимо нее стороной.

Как бы поступил сейчас Савелий Игнатьевич Лежебоко, окажись он на моем месте?..

Но мои раздумья на сей счет прервали гномы , явно уже готовые приступить к очередной пытке. Предупредив их намерение спасительной пилюлей, я поднялся в свою комнату, дабы прилечь, – после приема этих пилюль полагалось пару часов соблюдать покой, – и, улегшись, раскрыл прихваченный с собою в дорогу французский роман-фельетон Гастона Леру – хотя и не самой высокой пробы, но весьма занятное чтиво. Особенно меня привлекала в этом авторе тема убийств в запертой изнутри комнате; на сей счет он был мастером весьма хитроумных построений. Я старался читать как можно медленнее, поскольку то была единственная книга, которую я взял с собою в дорогу – полагал, что на водах куплю еще что-нибудь эдакое.

Увы, теперь это было несбыточно, и когда через два часа я дочитал сию книженцию до последней страницы, осознал, что теперь дней десять как минимум мне останется лишь предаваться смертной тоске.

«Впрочем… (тот юный судебный следователь снова пробудился во мне) …впрочем, при учете сложившихся обстоятельств, возможно, будет и не до скуки», – подумал я, и как раз в этот самый момент услышал тихие голоса в коридоре.

На цыпочках я приблизился к двери, – она была весьма тонкой, – и прислушался.

Голоса я сразу узнал – то были господа Кляпов и Кокандов.

– Ради Бога, уж заберите у меня наконец эту штуковину! – хоть и вполголоса, но весьма страстно произнес Кляпов. – И вообще! после открывшегося мне – я решительно. Слышите, решительно не желаю более!..

– Да успокойтесь же вы, лично для вас нет ничего сколь-нибудь опасного.

– Опасностей, как вам известно, я не боялся и не боюсь! А теперь – в особенности!… И коль не опасно, – зачем же в таком случае прятать это у меня в нумере?

– Я же вам, кажется, объяснял – этот человек явно шпик, он все время терся возле моей комнаты. Если он обнаружит – это может быть совершенно превратно им истолковано. Поверьте, это устройство вовсе не мое, меня лишь просили передать, и я как честный человек не могу не выполнить.

– Да наплевать, наплевать мне теперь, о чем вас таком просили! Та жизнь, которой я жил, – теперь она совершенно кончена!

– Ах, да полно. Да, согласен – произошла трагедия; но в жизни имеются и другие вещи…

– Это в чьей жизни?! В моей жизни – уже не осталось ничего! В особенности – для вас!

– Полно, полно. Ну в последний, в самый последний разочек. Более – никогда, клянусь.

– О, уж эти ваши клятвы!.. Ложь, сплошная ложь! Заберите от меня это немедленно!

– Что ж, заберу, заберу. Непременно. Вечером. А покуда – успокойтесь же вы наконец.

– Успокоиться?! Это вы мне говорите?! При данных обстоятельствах?!..

– Ну будьте же наконец, право, мужчиной, держите себя в руках.

– Извольте-ка, я как-нибудь – без ваших советов!..

– Пардон, пардон… Но все-таки…

Их голоса стали стихать, они, продолжая разговор, спускались по лестнице. Весьма заинтригованный, я тихо вышел в коридор.