Эльчин Гасанов - prose_contemporary

Ох, хороший ход. Ты где так научился играть, а?

– Да нет, я просто поссать зашел. Куда нам, татарам. Играй, играй, и не молчи. Говори.

– Ничто так надежно не устрашает нацию, как страх перед богом, ничто так не пугает людей, как вечный адский огонь, грозящий неверным.

Мы же, самая мощная нация этого мира, ни во что не ставим грозные окрики презренного Папы Римского, и плюем на них, и нам лучше держать наших рабов в постоянном страхе, так как это единственный способ угнетать народ.

По примеру Макиавелли я хотела бы, чтобы пропасть между королем и чернью была не менее широка, чем между Аллахом и муравьем, чтобы одним мановением руки монарх мог превратить свой трон в остров в необъятном море крови. Он должен быть богом на земле, а его подданные в его присутствии имеют лишь право падать ниц.

Любое общество нуждается в наличии личности, диктатуры. Не отыщется на свете такой идиот, который сравнил бы организм короля и простолюдина. Я склонна считать, что Природа вложила и в того и в другого одинаковые потребности, но ведь и лев и земляной червь имеют одни и те же потребности, однако служит ли этот факт признаком сходства между ними?

Не забывай, что как только начнут терять Президенты свой авторитет, они приблизятся к презреннейшей толпе, и это будет первым шагом к их падению. Поэтому им надо постоянно работать с народом, быть ближе к толпе. В тоже время злоупотреблять этим нельзя ни в коем случае, иначе толпа обнаглеет. Ее надо держать на расстоянии. Шах! Шах тебе, Егор!

– Вижу, вижу!

– Ну вооот. А если власть правителя будет оставаться на недосягаемой и невидимой высоте, при одном упоминании его имени весь мир будет дрожать.

Неуважение исходит от дешевой фамильярности, а фамильярность исходит от близости к людям и от – того, что они видят монарха ежедневно и привыкают к нему.

Перед Наполеоном трепетала вся Европа. Трепетали перед ним, узником, сосланным на остров Святой Елены, нежели перед царем Александром, и немецкими и итальянскими вельможами, которые шатались по городам Европы, и утешали бедных и несчастных подданных.

– Однако деспотизм тебе по душе – заметил Дайдар, – потому, что ты обладаешь большим талантом, но как он может полюбиться слабому существу?

– Он полюбится каждому – ответила со спокойной убежденностью Фейруз, – и к этому склонно все человечество.

Стремление к деспотизму – вот самое первое желание, которое внушила нам Природа. Это ее закон. Нужен диктат! Нужна тирания! Нужна деспотия!

Нет никакого сомнения в том, что только ничтожные рабы, боящиеся собственной тени, выдумали равенство, наглым образом пытаются всучить его нам под видом естественного закона.

Я же утверждаю: самое первое, самое глубокое и сильное желание в человеке – заковать в цепи своего ближнего и угнетать его изо всех сил.

Малыш, который кусает грудь своей кормилицы, ребенок, который постоянно ломает свою игрушку, начальник, увольняющий подчиненного, командир, наказывающий солдата, боксеры, бьющиеся на смерть на ринге – все это склонность к разрушению, жестокости и угнетению – это самое первое, что Природа запечатлела в наших сердцах, и что она зависит от вида заложенной в нас чувствительности.

Поэтому я полагаю самоочевидным тот факт, что все удовольствия, которые скрашивают жизнь человека, все наслаждения, которые способен он испытывать, – все это целиком и полностью выражается в его деспотизме по отношению к своим собратьям.

На Востоке удовольствия содержатся в заточении – в гаремах, и это доказывает, что угнетение и тирания намного усиливают желание, и много приятнее удовольствие, когда получено оно через насилие.

Когда люди поймут, что количество человеческого счастья определяет степень насилия, поскольку насилие взбудораживает нервы, тогда самым счастливым будет считаться самый грубый и жестокий человек. Ибо, как часто повторяет наш пророк Моисей, счастье заключается не в пороке и не в добродетели, но в том, под каким углом мы смотрим на то и на другое, и выбор зависит от нашей индивидуальной организации.

Не блюдом, которое мне подают, вызывается мой аппетит – он заложен глубоко внутри меня и называется он потребностью моей души.

Одна и та же пища у двух разных людей может вызывать совершенно разные эмоции. У голодного потекут слюнки, а у сытого появится отвращение, однако здесь надо различить реакции: в органах порочного человека порок вызывает более сильные ощущения, нежели в добром человеке добродетель.

Неру имел доброе сердце, а Наполеон был дьяволом, несмотря на тот факт, что оба обладали чувствительностью – у них был просто разный темперамент и разные виды чувствительности, так что, без сомнения, Наполеон испытывал более яркие ощущения, чем Неру, и он намного был счастливее.

Почему? Да потому что более сильные ощущения всегда доставляют человеку больше удовольствий, и сильная личность, благодаря своей внутренней организации, служит элементом скорее для всего злого, нежели для доброго, и скорее познает счастье, чем мягкий и миролюбивый человек, чья слабая организация не даст ему иных возможностей, кроме как уныло жевать презренную жвачку банальной порядочности.

В чем достоинство доброты, если повсюду предпочитают люди ей порок, нарушают ее законы?

Итак, Неру и Наполеон были настолько счастливы, насколько было это в их силах. Но все-таки Наполеон был счастливее, так как его удовольствия были несравненно живее, острее и глубже, между тем как Неру, раздавая нищим милостыню и свою зарплату, испытывал ощущения, бесконечно более слабые, чем Наполеон, который с треуголкой на голове сидя в Кремле, любовался тем, как горит Москва.

Мне могут возразить, что Неру заслужил высшие божеские почести, а Наполеон – отвращение и ненависть. Как сказать!

Меня интересует не воздействие, которое они оказали на потомков – тут речь о внутренних ощущениях, которые они испытывали в силу своих ген.

Следовательно, я имею право заявить, что счастливейшим на земле человеком непременно будет тот, кто склонен к самым мерзким, самым вызывающим и преступным привычкам.

– Получается, что самая добрая услуга, какую можно оказать молодым, – заметил Егор Тимурович, выслушав эту длинную речь, – это вырвать из их сердец семена добра, которые посеяла Природа или воспитание?

– Совершенно верно: растоптать их и без жалости вырвать – отвечала Фейруз. – И даже если человек, в ком ты хочешь искоренить добродетель, утверждает, будто нашел в ней счастье, ты не должен колебаться и помочь заблудшему всеми средствами. Лучше уничтожить одного, чтобы разбудить многих – вот в этом и будет заключаться истинная услуга, за которую, рано или поздно, человечество тебя возблагодарит.