Чингиз Абдуллаев - Выбери себе смерть

– Ничего. По-моему, был отдел «Т», занимавшийся активными действиями, но про вашу группу ничего не слышал, – признался Дронго.

– Мы ваши коллеги, делаем одно и то же дело, – развел руками Марк Абрамович. – А вы, придя сюда, обвиняете нас в убийстве… как его, даже имя не знаю… какого-то мелкого уголовника. Что касается Юркова, то он и так долго пожил на свете. Пора было угомониться, а он все брыкался, хотел что-то доказать.

– Что вам нужно? – устало спросил Дронго. – Зачем вы меня забрали? И как вы узнали, что я буду у Юркова?

– Вас вспугнули в отеле «Марко Поло», – невозмутимо заметил Марк Абрамович. – Что поделаешь, время сейчас такое, кадры молодые, неопытные. Тогда мы дали нашим аналитикам задачу найти вас. И послали сразу несколько групп. Согласитесь, к Юркову вы должны были поехать в первую очередь. Остальное было несложно.

– Зачем вам нужен этот Арчил Гогия, он ведь преступник, вор, а вы имеете с ним общее дело. Вы, элита правоохранительных органов!

– Он вообще-то нам не нужен. Такой маленький червячок, который просто иногда оказывает нам мелкие услуги. А мы помогаем ему. Кстати, вы напрасно его обидели: он действительно не стукач – просто тварь. Злобная, визжащая тварь.

Слушая Марка Абрамовича, Дронго вспоминал, что несколькими минутами раньше Арчил Гогия говорил о Манучаре. «Диалектика, – невесело подумал он. – Мелкие хищники поедаются средними, а те, в свою очередь, – крупными. Если кого-то называешь мелочью, не стоящей внимания, будь готов к тому, что однажды так назовут и тебя. Диалектика».

– Просто Арчил Гогия, – продолжал журчать Марк Абрамович, – решил найти своего племянника, даже не рассчитывая на вас. Нам было известно с самого начала, что эти молодые люди решились на дерзкую операцию по изъятию части документов банка «М». Они вошли сбоку, из гаража. А у Ларисы Коноваловой были ключи. Мы подождали, пока они отправились в номер, затем устроили панику, и, когда молодые люди с документами пытались удрать, они оказались у нас. Вот и вся история.

– Они живы? – хрипло спросил Дронго.

– Конечно, – удивился Марк Абрамович, – мы же не палачи. Кроме того, – он подмигнул, – они могут понадобиться в торге с банком. Вы ведь знаете, кто стоит за этим банком?

– Кажется, знаю.

– Вот-вот. В такой ситуации нам выгодно было держать Реваза Гогия и Ларису Коновалову у себя. Только не говорите, что мы нарушаем закон, – я могу вас неправильно понять.

«Вот мерзавец! – подумал Дронго. – Симпатичный мерзавец, будет точнее».

– Тогда все, – сказал он, откидывая голову назад, – моя миссия завершена.

– Нет, – услышал он почти над самым ухом, – ваша миссия еще не начиналась.

Он открыл глаза.

– Что вы хотите сказать?

– Вы очень нужны нам, Дронго.

– «Мы» – это кто?

– Господи, только не это! – притворно взмолился Марк Абрамович. – У меня есть один знакомый следователь, который всегда меня спрашивает: «мы» – это кто? Теперь вот вы.

– Что вам нужно? – Ему начало надоедать фиглярство собеседника. Дронго видел, что пока шла игра. Серьезного разговора еще не было.

– Это другое дело, – подсел ближе к Дронго Марк Абрамович, перенеся стул и благоразумно поставив его в пяти метрах.

– Нам нужны вы, – очень серьезно сказал Марк Абрамович, – ваш опыт, ваши знания, ваше умение. Скоро нам понадобятся все наши люди.

Дронго слушал спокойно. Он понимал: чем больше скажет Марк Абрамович, тем меньше шансов остаться в живых у него. Обладателя больших секретов просто не выпустят из этой комнаты.

– Опять переворот? – тихо спросил он. – Какой на этот раз?

– Не иронизируйте, – серьезно оборвал его Марк Абрамович, – решается вопрос – МЫ или ОНИ. Подождите, не перебивайте меня, – поднял он руку, – я скажу вам, кто МЫ и кто ОНИ.

Он поднялся, поправил бородку и зашагал по комнате.

– МЫ – это настоящие патриоты Советского Союза, коммунисты, все честные люди. МЫ – это ФСК и Служба внешней разведки, МЫ – это большая часть офицерства в нашей армии, это миллионы рабочих, крестьян, интеллигентов. Все, кому этот режим уже смертельно надоел. Наша главная цель – восстановление бывшего СССР, восстановление Коммунистической партии, при наличии других партий, разумеется.

Дронго обратил внимание, что его собеседник не выговаривает букву «р», от чего вся его речь становится немного комичной.

– Общий бардак в стране, – продолжал Марк Абрамович, – больной, неуправляемый президент, коррумпированное правительство, временщик Коржаков. За последние четыре года нас четырежды реорганизовывали, а сколько раз меняли все руководство…

«Напрасно они это делали, – искренне подумал Дронго, – таких, как этот тип, из органов не выкуришь. Они вечные стражи порядка».

– Дважды мы пытались навести порядок в стране. Но первый раз это делал Янаев, который не мог даже унять свои руки, не говоря уже о стране. Во второй раз – Руцкой и Хасбулатов, которых назвать патриотами было бы трудно. И неправильно. Теперь к власти придут настоящие патриоты, любящие свою родину, – вдохновенно закончил Марк Абрамович.

– Как ваша фамилия? – вдруг спросил Дронго.

– Фогельсон, а что? – поднял брови его собеседник.

– Еврей, спасающий Россию. Действительно смешно, – громко сказал Дронго.

Марк Абрамович остановился.

– Как вам не стыдно! – с неожиданной резкостью сказал он. – Никак не мог предположить, что вы антисемит.

– При чем тут это? – разозлился Дронго. – Как раз некоторые русские патриоты считают, что во всем виноваты масоны и евреи. А вы лично помогаете им прийти к власти?

– Какие патриоты? – сел на стул Фогельсон. – Это мишура. Разве они понимают, что мы потеряли? Разве они могут так болеть за страну? Разве они знают, что такое быть евреем в КГБ?

Он обхватил голову руками.

– Второй раз за последние несколько дней я вспоминаю эпизоды своего детства, – глухо сказал он, – и уверяю вас, делаю это не ради вас. У меня погибла вся семья во львовском гетто. Я лежал под канализационным люком и слышал, как на нем насиловали мою мать. Вы понимаете, что я пережил? А потом пришла Красная Армия. И уцелевшие узники гетто стали выходить на улицу. Знаете, чем для нас была Красная Армия? Чем был для нас Советский Союз? Я еврей, – поднял он голову, – и горжусь своими предками, своими корнями, своей древней религией. Но я вместе с тем был гражданином великой страны. Мне говорят: Марк, ты можешь уехать в Израиль. С твоим опытом работы в разведке, в контрразведке тебе не будет там цены. Но разве я могу забыть тот первый кусок черного хлеба, который мне дали советские солдаты? Разве я могу предать память о своей семье, о тысячах погибших во Львове? Разве я могу предать всю свою жизнь?

Дронго молчал. Он не ожидал такого откровения от своего собеседника. Видимо, он действительно задел больную тему.