Джон Ле Карре - Наша игра

И я снова вспоминаю Ларри, одну из его воскресных ханибрукских лекций, когда он сказал нам, что Байрон был фанатиком Кавказа, доказывая это тем, что он написал грамматику армянского языка.

Я перехожу к записанным на автоответчик сообщениям. Я становлюсь пассивным курильщиком опиума, меня подхватывают навеянные дурманом видения, я вдыхаю опьяняющий дым и плыву в полном опасностей сиянии.

– Салли? – Гортанный голос иностранца, мужской, низкий и напряженный, по-английски. – Это Исса. Наш Главный Вождь завтра будет в Назрани. Он тайно встретится с Советом. Пожалуйста, передай это Мише.

Щелчок.

Мише, подумал я. Один из псевдонимов Ларри у Чечеева. Назрань – временная столица Ингушетии у границ Северного Кавказа.

Другой голос, мужской и смертельно усталый, не гортанный, по-русски быстрым шепотом:

– Миша, у меня новости. Ковры прибыли в горы. Ребята счастливы. Привет от Нашего Главного Вождя.

Щелчок.

Мужчина, бегло говорящий по-английски с легким восточным акцентом: голос, похожий на голос мистера Дасса, слышанный мной при повторном наборе на Кембридж-стрит:

– Привет, Салли, это «Прочные ковры», я говорю из машины , – гордо объявил он, словно телефон в машине был последней новинкой. – Только что наши поставщики просили подождать до следующей недели. Я полагаю, время им нужно для разговоров о дополнительной плате. (Смешок). Привет.

Щелчок.

После него голос Чечеева, бесконечное число раз слышанный мной по телефону и в микрофонных записях. Он говорит по-английски, и, по мере того как я его слушаю, я все больше различаю в нем неестественную вежливость человека под обстрелом:

– Салли, доброе утро. Это ЧЧ. Пожалуйста, срочно передай Мише, что он не должен ездить на север. Если он уже поехал, он должен прервать поездку, пожалуйста. Это приказ Нашего Главного Вождя. Пожалуйста, Салли.

Щелчок.

Снова Чечеев, на этот раз спокойнее и медленнее:

– ЧЧ для Миши. Миша, пожалуйста, осторожнее. Лес следит за нами. Ты меня слышишь, Миша? Нас предали. Лес движется на север, в Москве все известно. Не езди на север, Миша. Не надо безрассудства. Важно добраться до безопасного места, сражаться будем потом. Приезжай к нам, и мы позаботимся о твоей безопасности. Салли, пожалуйста, передай это Мише срочно. Скажи ему, чтобы принял меры, о которых мы уже договорились.

Щелчок. Конец сообщения. Конец всех сообщений. Лес двинулся на север. Бирнамский лес дошел до Дансинана, а Ларри получил или не получил это послание. А Эмма, интересно? Что она получила?

Я считаю деньги: счета, письма, корешки квитанций. Я читаю сожженные письма из банков.

«Уважаемая мисс Стоунер»

– верхний правый угол листа сгорел, адрес отправителя утрачен за исключением букв…СБАНК и слов «…государственный… Женева». Адрес мисс Стоунер – «Бристоль, Кембридж-стрит, 9А».

«…звещаем Ва… акрыт… тот… ется значите… тог… в… аш… ущий сче… оволите ли Вы… озможно, захоти… рочности не… вести их н…»

Левая сторона и нижняя половина листа тоже сгорели, и ответ мисс Стоунер неизвестен. Но сама мисс Стоунер для меня не незнакомка. И для Эммы тоже.

«Уважаемая мисс Ройлотт».

Совершенно верно, мисс Ройлотт – естественная компаньонка мисс Стоунер. В сочельник вечером мы сидим перед большим камином в гостиной Ханибрука. На Эмме инталия и длинная юбка, и она сидит в аннинском кресле, а я вслух читаю «Пеструю ленту» Конан Дойла, где Шерлок Холмс спасает прекрасную мисс Стоунер от смертоносных интриг доктора Гримсби Ройлотта. Пьяный от счастья, я решаюсь отклониться от текста, притворяясь, что читаю по книге:

– Если мне будет позволено, мадам, – изо всех сил я стараюсь изобразить голос Холмса, – проявить мой скромный интерес к вашей безукоризненной персоне, то я осмелился бы предложить, чтобы мы через некоторое время поднялись наверх и устроили испытание тем желаниям и аппетитам, которые согласно велениям моего пола я едва в силах сдерживать…

Но теперь пальцы Эммы на моих губах, так что она может поцеловать их своими собственными…

«Уважаемая мисс Ватсон».

Отправитель из Эдинбурга и подписался «Заморская юриди…». А Ватсону следовало бы сражаться с дикими питомцами домашнего зоопарка доктора Гримсби Ройлотта, вооружась армейским револьвером системы «эли», а не маскироваться под дамочку по имени Салли, проживающую по адресу: Бристоль, Кембридж-стрит, 9А.

«С удовольствием сообщае… теряя… краткосрочн… комбин… …ысокие проце… с… условии… изъять… …фшорн…»

Охотно верю, что с удовольствием, думаю я. С тридцатью семью миллионами, кто бы без удовольствия? «Дорогая мисс Холмс». И еще той же мази из сальной баночки банкира.

Я коллекционирую ковры.

Килимы, хамаданские, белуджские, колиайские, азербайджанские, геббехские, бактрийские, басмакские и доземилитские. Заметки о коврах, торопливые записи о коврах, телефонные звонки, машинописные письма на грязноватой серой бумаге, отправленные нашим добрым другом таким-то, едущим в Стокгольм: пришли ли килимы? Они уже отправлены? На прошлой неделе вы говорили, что через неделю. Наш Главный Вождь расстроен, о коврах много всяких толков. Исса тоже расстроен, потому что Магомеду не на чем сидеть.

Звонил ЧЧ. Надеется приехать сюда в следующем месяце. Откуда не сказал. Ковров пока нет…

Звонил ЧЧ. НГВ в восторге. Ковры распаковывают сейчас. В горах найдено прекрасное место для хранения, все будет в целости. Когда он может ждать вторую партию?

Ковры от AM. Нашему Главному Вождю или, по винчестерской традиции, НГВ.

«Дорогой Прометей, не до конца сожженное письмо на гладкой белой бумаге, принтерная печать, мы… возм… чтобы устр… рань… ставка 300 кашкейских ковров обсу… будем рады взять де… ледующего договорного этапа по получении Ва…»

Зубчатая иероглифическая подпись, напоминающая три стоящие рядом пирамиды, адрес отправителя «Прочные ковры», почтовый индекс не прочесть, «…сфилд».

Питерсфилд?

Мэнсфилд?

Какой-нибудь еще английский «филд»?

– В Макклсфилде , – слышу я окрашенный портвейном голос Джейми Прингла. – У меня там была девица .

Ниже подписи приписка торопливой рукой Ларри Эмме:

«Эмм! Это важно! Мы можем наскрести на это денег, пока ЧЧ там откладывает свои яйца? Л.»

Ее драгоценности уходят со сцены, подумал я. Деньги с его счета тоже. И наконец драгоценная дата, нацарапанная непоседливой рукой Ларри: 18.7., восемнадцатое июля, за несколько дней до того, как Ларри снял со счета свои «тридцать сребреников».

О, да, они наскребли, свидетель – совершенно не тронутая огнем бумага, идеально сохранившаяся половинка листа со списком ковров, выведенным аккуратным, с сильным наклоном, почерком Эммы: