Олег Сидельников - Нокаут

— Зачем? — удивился Лев Яковлевич. — Зачем записывать Никодима Эфиальтыча? Что он, Александрович или Майя Плисецкая?.. Тратить деньги на пустяки. И денег у нас нет.

Сергей Владимирович молча вытащил толстую пачку денег из бокового кармана. Блеклые глаза Сопако заблестели маслянистым глянцем. Лев Яковлевич ощутил, как в душе его ширилась песня, неслышная и звучная. Она ширилась и росла подобно органной мелодии, заполняла собой все его существо. Сивоволосый не испытывал сейчас страха перед Винокуровым. Он смотрел на своего спутника преданно и раболепно.

— Подъемные! — осенило Льва Яковлевича. — Вы получили подъемные.

— Браво, начальник штаба! Вы делаете успехи, — Сергей Владимирович похлопал Сопако по круглому плечу. — Отныне вы казначей с правом второй подписи на денежных документах. А сейчас марш-марш за магнитофоном. И еще… купите себе приличный недорогой костюм, шляпу и модные очки. В нынешнем одеянии вы плохой и, я бы даже сказал, подозрительный спутник специальному корреспонденту товарищу Винокурову.

Я тоже удаляюсь. Дела призывают меня. Приду вечером. Попробуйте только не угостить меня, усталого, обремененного тяжестью забот, художественным чтением маэстро Эфиальтыча.

Сергей Владимирович возвратился ночью. Ясноглазый, бодрый, он заполнил, казалось, собой всю комнатушку. Его элегантный светло-серый костюм был в пыли. Сопако и Златовратский прервали свой интересный разговор, сдобренный пивом, и уставились на Винокурова удивленными, изрядно хмельными глазами.

— Где вы пропадали? Что с вами? Отчего вы в пыли? — забросал Лев Яковлевич вопросами шефа.

— Я был в публичной библиотеке. Повышал свой культурный уровень, расширял кругозор, — невозмутимо отвечал Винокуров, стряхивая с брюк пыль щеткой. — Помогите мне почистить спину… Вот болваны!.. Это я не вам. Болванов было трое, да и в возрастном отношении им далеко до вас, мои благоухающие пивом друзья.

— Какие болваны? — Лев Яковлевич почесал затылок, силясь что-либо понять. Он вопросительно посмотрел Винокурову в глаза и вдруг вскрикнул женским голосом: — Что вы делаете! Зачем это орудие! Из него убивают. Мне больно смотреть на него… Ах!..

Эфиальтыч оторопело глядел на большой с длинным тонким стволом пистолет в руках Винокурова.

— «Вальтер», — пояснил Сергей Владимирович, подбрасывая пистолет на ладони. — Немецкий. В городе, оказывается, есть любители острых ощущений. Четверть часа назад, когда я возвращался из библиотеки, обогащенный знаниями, ко мне подошли в темном переулке трое молодых болванов, вообразивших себя грабителями и, показав это, как вы выражаетесь, орудие, потребовали костюм и деньги.

Сопако и Эфиальтыч ахнули. Винокуров расхохотался.

— Не могу! Ой, не могу! — хохотал Сергей Владимирович, вытирая слезы. — Ну и болваны!.. Когда я одолжил у них «Вальтер» и принялся разъяснять суть их аморального поступка, грабители стали орать во все горло и вопить: «Мили-и-иция-а-а!!!»… Ха-ха-ха! Один даже «мама» кричал. Молокососы. Они, должно быть, и сейчас все еще мчатся со сверхзвуковой скоростью. Кстати, Эфиальтыч, не знакомы ли вы с С.К. Кенгураевым? Вы ведь старожил местный.

Никодим Эфиальтыч поморщил лобик, хлебнул пива и, чуточку помедлив, сказал важно:

— Я знаю одного Кенгураева. Сейчас он заправляет трестом по заготовке какого-то утильсырья. Сигизмунд Карпович Кенгураев… А что?

— Благодарю вас. Как-нибудь на досуге объясню. А сейчас Лев Яковлевич, прошу… Доставьте удовольствие. Хочется отдохнуть душой, послушать художественное чтение нашего гостеприимного хозяина.

Минуту спустя обитатели комнатушки слушали негромкую и немного шуршащую речь Эфиальтыча. Пораженный Эфиальтыч сидел на диванчике и хлопал глазами. Ему никогда не доводилось иметь дела с магнитофоном. Старик поначалу довольно благосклонно воспринял этот «сюрприз». Однако в душу его все больше и больше закрадывалась тревога. Уж очень желчной и нелояльной была его речь, произнесенная в порыве хмельного откровения перед Львом Яковлевичем. Златовратский протрезвел. Сжав детские кулачки, он бросил взгляд, полный гнева, на Сопако. Лев Яковлевич стал сморкаться.

— Что за несерьезные шутки! — вспылил, наконец, Эфиальтыч.

Винокуров улыбнулся сыновней улыбкой.

— Дальше в том же духе? — поинтересовался он у Сопако. «Начальник штаба» утвердительно кивнул. — В таком случае выключите. Мое сердце не выдерживает. Нехорошо получается, Никодим Эфиальтович. Похоже на то, что в коммунизме вы приемлете только лишь электрификацию всей страны, да и то условно, без магнитофонов. Советская власть вас не устраивает, не так ли?

Эфиальтыч засопел.

— Сколько вам лет? — неожиданно спросил Сергей Владимирович.

— Шестьдесят четыре.

— М-м-да… приличный возраст. А какие наметки на будущее? Ваши сухопарые предки, насколько мне известно, отличались завидной долговечностью. С десяток лет вы, надо полагать, свободно протянете. Старик сделал рукой протестующий жест.

— Десять лет — мало? — усмехнулся Винокуров. — Возьмите пятнадцать.

— Попросил бы без хамства. Вы находитесь в моем доме. Я…

— Вы правы, — примирительно заметил Винокуров. Этот прекрасный двухэтажный дом действительно ваш. Очень жаль, что после революции его у вас отобрали, как, впрочем, и остальные ваши дома и текущий счет в банке. Все отобрали, господин Златовратский, даже дворянство. Вы правы, утверждая, что до революции жилось куда лучше, чем сейчас. Широкие трудящиеся массы, правда, вряд ли согласятся с этим суждением и могут даже побить за такие разговорчики. Ведь могут, не так ли, господин Эфиальтыч? И все же вы правы: дворянину, домовладельцу и богачу Никодиму Эфиальтовичу Златовратскому революция принесла одни неприятности. Ему пришлось стать бухгалтером. Раньше он не трудился, а ел. И как еще ел! Ел и пил. Впрочем, ныне этот дворянин в отставке получает семьсот рублей пенсионных и продолжает есть, не трудясь.

— Что вы затеяли, Сергей Владимирович? — Златовратский погладил подрагивающими подагрическими пальцами пергаментные виски. — Разве я скрываю дворянское происхождение?

— Не пугайтесь, ради бога не пугайтесь, несостоявшийся кавалергард, — подбодрил старика Винокуров, засовывая «Вальтер» в задний карман брюк. — Просто мне пришла в голову счастливая мысль найти вам смысл жизни. Это благородно с моей стороны. Кем был до этой дивной ночи Никодим Эфиальтович Златовратский? Экспроприированным брюзгой. Вы жили ожиданием. Ожиданием того лазоревого дня, когда добрые дяди явятся к вам и, приветственно размахивая пистолетом с пальмовой веткой, возвестят: «Господин дворянин! Мы избавили вас от советской власти. Получайте ваши дома и текущий счет. Пожалуйте-с только на чаек-с!»