Борис Громов - Лубянская ласточка

– Ну и что в нем такого особенного? – вдруг услышала она негромкий голос. – Примитивный художник, примитивные местечковые сюжеты. Не понимаю: почему вокруг его имени столько шума?

Голос неожиданного критика принадлежал молодому военному, которого она видела в салоне впервые Он стоял рядом с швейцарским советником по культуре и скептически разглядывал произведение витебского гения. Затем военный покинул своего собеседника и направился к столику, за которым стоял официант, наливавший гостям напитки. Натали про себя усмехнулась, поставив диагноз: «Фрондерство молодости и желание пооригинальничать».

Добросовестно выполняя обязанности хозяйки, она обошла по кругу гостей, задержалась пару минут с Джоном Риттером – старым другом и сотрудником Секретариата ЮНЕСКО, перекинулась парой слов с ведущим критиком раздела искусств «Фигаро» Мадлен Пико.

– Я еще не решила, как поступить с Шагалом, Мадлен. Жалко продавать – уж очень хорош.

Убедившись, что вечер пущен и вертится по раз и навсегда заведенному порядку, Натали с бокалом вина подошла к «новичку».

– Итак, чем же вам не угодил Шагал, молодой человек?..

Натали слегка коснулась пальчиками плеча молодого военного. Он явился в парадной форме швейцарских ВВС, которая ему необычайно шла.

– Я сторонник традиционной классической школы. Мне не нравятся все эти эксперименты, – смутившись, произнес новичок и тут же шутливо, чтобы скрыть свое смущение, добавил: – Надеюсь, это не скажется на вашем отношении ко мне и мне не запретят появляться у вас впредь?

– Упаси боже! – засмеялась Натали.—Любой человек в этом помещении имеет право на собственное мнение по любому вопросу и поводу Мы бы все умерли от тоски, если бы придерживались одинаковых вкусов и пристрастий. Вы не находите? – лукаво улыбнулась Натали, прищурив изумрудные глаза.

Питер к живописи относился довольно равнодушно и пришел на улицу Мозар вместе с советником по культуре посольства, частым гостем салона.

Ну не он первый и не он последний. Питер понял одно – с этой минуты единственной целью его посещения салона будет возможность вновь увидеться с прелестной хозяйкой.

В то же время постоянно действующий калькулятор в мозгу Натали просчитал с точностью до дня, когда молодой офицер окажется в ее постели. О чем, кстати, Питер пока еще и мечтать не смел. Он держал наполненный вином бокал и пожирал глазами хозяйку.

– Никоим образом не желая повлиять на ваше мнение, я все же рискну пригласить вас к себе в галерею. – Натали, как часто бывает, начала «военные действия» с подписания мирного договора. – Просто мне хотелось бы познакомить вас с некоторыми работами не только Марка Шагала, но и других художников. Надеюсь, ваши обязанности позволят уделить время небольшой экскурсии по моей скромной экспозиции? А почему вы пренебрегаете божоле, я прикажу заменить, если…

– О нет, мадам. – Питер залпом осушил бокал и что-то пробормотал насчет «букета» и «послевкусия».

Позволят ли обязанности? Господи! Да он найдет сколько угодно времени для нее – да все, что угодно, лишь бы видеть и слышать ее! Питер чувствовал – он пропал, пропал так, как с ним еще никогда не случалось. Что же это такое, наваждение?! А ведь он искренне считал и верил до этого момента: самое прекрасное чувство, неповторимое, он испытывает кжене. Почему он явился на прием без Мари? И вот теперь, оказывается, на него обрушилось неодолимой силы влечение, с которым он не знал, как справиться. То, что с ним требуется справиться, что это чувство запретное, Питер понимал, но понимал разумом. Сердце же и все остальное, что наполняет душу и тело молодого здорового мужчины, страстно стремилось к обладанию прелестной хозяйкой салона на улице Мозар.

– Разумеется, я найду время, – произнес Питер. – И с удовольствием принимаю ваше приглашение.

Он с облегчением сунул пустой бокал лакею.

– Чудесно. – Натали протянула молодому человеку визитку. – Поскольку вы – персона военная, связанная дисциплиной, то сами сообщите, когда ваши обязанности позволят уделить мне время. Договорились?

С этими словами Натали растворилась среди гостей. «Готов!» – констатировала искусительница. Вечер она собиралась провести за пределами Парижа – с единственно по-настоящему дорогим ей человеком, Морисом де Вольтеном.

Питер позвонил ей через день. Ему пришлось сдерживаться, чтобы не позвонить вечером после приема. «Вот это темп!» – восхитилась Натали. Она, помариновав как следует будущего любовника, пригласила его в галерею на следующей неделе.

– Приходите с женой, – мурлыкала искусительница. – Я слышала, она красавица и, в отличие от вас, разбирается в живописи.

«Только не это», – решил Питер. Мари, конечно, умница и эрудированный человек. Но она еще и женщина. Достаточно одной секунды – и она все поймет.

Бедняга Питер. За шесть лет действительно счастливого брака он никогда не испытывал желания взглянуть на другую женщину, и вот теперь…

– Благодарю, я передам жене приглашение, но боюсь, она будет занята, – неубедительно промямлил Питер.

В среду – назначенный день – окончательно погибший помощник атташе, быстренько пораскидав деловые бумаги, сослался на больной зуб и ушел со службы на три часа раньше обыкновенного. Он исправно ходил за Натали от картины к картине, послушно выслушал лекцию о модернистах и черном квадрате Малевича и с трепетом согласился подъехать в апартаменты мадам Легаре, «где имеется немало работ, которые послужат дополнительной иллюстрацией к нашему обзору Если, конечно, позволяет время».

Время позволило, и Питер вслед за мадам Легаре вошел в ее квартиру.

– С чего предпочитаете начать, мсье? – Натали вплотную приблизилась к несчастному, окутывая его неземным, как ему показалось, ароматом. – Сначала посмотрим мою коллекцию, или…?

Обезумевший от нахлынувшей страсти Питер обнаружил себя полностью раздетым на гигантской кровати, покрытой шелковой простыней цвета «юный персик». Прелестная обнаженная женщина покрывала его грудь и живот нежными короткими поцелуями, опускаясь все ниже и ниже. Боже! То, что вытворяла эта волшебница, ни в какое сравнение не шло с обычными ласками, которыми он и Мари награждали друг друга. Душа и, разумеется, тело Питера возносились куда-то ввысь, как ему казалось, на небеса.

– Господи, как же я буду жить дальше? – пробормотал счастливый, когда немного пришел в себя.

– Как всегда, – пообещала Натали. – А может быть, еще лучше.

Вот так это и началось у них. Питер знал, что у нее есть кто-то, кто представляет для Натали нечто серьезное, он со временем понял, что она не слишком щепетильна в интимных связях. Но боже, какое ему было до всего этого дело, если она не бросала его и по-прежнему дарила свою, как ему думалось – или хотелось верить, – любовь. Сам того не замечая, Питер делился с ней некоторой информацией определенного рода, которая, естественно, не должна была выходить за стены атташата.