Чингиз Абдуллаев - Всегда вчерашнее завтра

— Ничего страшного, Леонид, просто помощь твоя нужна, — сказал Потапчук.

— Какая помощь? Откуда вы говорите?

— Да ты успокойся, ничего страшного не случилось. Мне твоя помощь нужна по личному вопросу, понимаешь, по личному.

— Слава богу, — услышал он голос майора, — а я думал, с мамой плохо. Она болеет в последнее время.

— Нет, с ней все в порядке.

— А какое у вас личное дело?

— Мы с друзьями собрались и былое вспоминаем, — сказал Потапчук, как его научил Дронго, — хотели узнать, где один наш товарищ теперь находится. Он военным был. Ты не мог бы узнать, где он сейчас и что с ним случилось?

— Конечно, могу. Назовите его фамилию, имя, отчество и место службы. Я отправлю запрос, и через полчаса вы получите на него полную информацию.

— В том-то все и дело, — уныло сказал Потапчук, — фамилию мы помним и место, где служил, знаем. А имя, отчество, хоть убей, забыл, из головы вылетело. Главное — он был братом одного нашего сотрудника. Вот мы теперь его и ищем.

— И вы не знаете его имени, отчества? — удивился майор, но ничего не заподозрил. В конце концов, его спрашивали не об офицере в действующей группе войск. Речь шла всего-навсего о бывшем офицере из уже ликвидированной группы войск. — Где он хотя бы служил? — уточнил Стымский.

— Летом девяносто первого служил в Германии, — ответил Потапчук, — его фамилия Савельев.

— Вы бы еще сказали — Иванов, — засмеялся Стымский, — там было столько Савельевых. Это же распространенная фамилия. Как я могу найти, кто именно вам нужен?

— Дай мне список всех, а мы своего сразу найдем, — попросил Потапчук. — Тогда ему было лет сорок — сорок пять.

— Ладно, Виктор Николаевич, сделаем, — пообещал молодой офицер, — раз надо, значит, надо. Вообще-то можно и так узнать. Эти сведения уже не закрытые, ничего секретного нет.

— Поэтому я тебе и позвонил, — нашелся Потапчук. — Уважь старика, узнай, служил ли там Савельев.

— Какой вы старик. Вы здоровее всех нас, — засмеялся Стымский. — В общем, вечером я вам позвоню. Скажите только, куда.

— Я сам тебе позвоню, — начал Потапчук, но, заметив укоризненный взгляд Дронго и его жест в сторону телефона, быстро поправился:

— А впрочем, запиши номер. Я продиктую.

Он продиктовал гостиничный номер телефона Дронго.

— Обещал узнать к вечеру, — произнес Потапчук, недовольно глядя на Дронго.

— Зачем вы дали свой телефон?

— Он и так уже начал подозревать, что это не ваш сослуживец и вообще не ваш знакомый. Вы не знаете ни его части, ни его имени, ни отчества. И не хотели давать телефон. Он может решить, что в таком случае не стоит и искать, — резонно заметил Дронго. — Ничего, теперь мы будем дежурить с вами в этой комнате. Привыкайте к моему обществу, Потапчук, нам еще предстоит вместе совершить путешествие в Германию.

— Только этого мне и не хватало, — буркнул напарник.

В этот день они обедали и ужинали в номере, Дронго сам ходил в буфет за продуктами. Он еще помнил времена, когда в буфетах не торговали ничем, кроме старой сметаны и плохо нарезанной и дурно пахнущей колбасы. «Россия» всегда снабжалась очень неплохо, и в семидесятые годы считалась одной из самых престижных гостиниц Советского Союза. Но после перестройки, как и во всем государстве в целом, ситуация начала стремительно ухудшаться, и к концу восьмидесятых здесь создалось отчаянное положение. Если и раньше в гостинице не соблюдалось особой нравственности и официанты могли послать в номер любую понравившуюся девочку, то с ослаблением бдительности КГБ, когда-то имевшего здесь свою службу, и МВД, откровенно махнувшего на все рукой, в коридорах гостиницы начали работать «поточным» методом специальные девушки-проститутки.

Они просто обходили номер за номером, не задерживаясь больше чем на десять-пятнадцать минут, во время которых умудрялись доставить удовольствие постояльцу и заработать до ста рублей. Разумеется, инфляция постоянно корректировала цены, а сама гостиница продолжала стремительно разрушаться. По коридорам уже бегали крысы, мебель «сыпалась», полки ломались, в ванных комнатах отваливалась плитка. А буфеты напоминали худшие времена «военного коммунизма».

После реформ девяностых буфеты разом наполнились продуктами, в том числе и самыми дефицитными. Правда, цены теперь стали заоблачными, но это уже никого особенно не волновало. С крысами вели малоуспешную борьбу, а на проституток просто махнули рукой. Кто из клиентов хотел, все равно приводил с собой хоть целый легион, заплатив соответствующую мзду швейцарам. «Россия» середины девяностых была уже другой гостиницей.

В семидесятых она напоминала солидного советского служащего, уверенного в своем будущем и имеющего хорошую крепкую семью, а по вечерам посещающего любовницу и откровенно берущего взятки, понимая, что прожить на зарплату при его расходах довольно трудно. В восьмидесятых она стала похожа на беспутную женщину, потерявшую ориентиры и представление о возрасте, когда все равно с кем и зачем, но в душе еще остались какие-то светлые позывы, впрочем, не до конца реализованные. В девяностых гостиница больше походила на молодящегося сорокалетнего бизнесмена, вечно озабоченного своим имиджем, не имеющего еще денег на покупку хорошей квартиры, но уже обзаведшегося непременным «Мерседесом» и сотовым телефоном.

Дронго помнил все метаморфозы, происходившие с этой гостиницей. Когда-то давно здесь часто останавливался его отец, предпочитавший жить во время командировок именно в этой гостинице. По странной логике судьбы, после своего первого, самого трудного визита за рубеж вернувшийся оттуда Дронго останавливался именно в «России».

Стымский не обманул. Молодые люди, стремительно делающие карьеру, имеют большой потенциал благородства, не успевший еще развеяться из-за различных потрясений на жизненном пути. Он позвонил в половине шестого, весьма довольный собственными розысками.

— Я все узнал, — услышал Потапчук его напористый голос. — Отчасти вы были правы, но отчасти оказался прав и я. Летом девяносто первого в Западной группе войск в Германии служили сразу шестеро Савельевых. Вам дать все данные?

— Да, конечно.

— Двое из рядового состава, призывники. Один сержант, другой рядовой-водитель. Их данные тоже давать? Они молодые ребята, вернулись домой сразу после демобилизации.

— Нет, их пропусти, только офицеров, — быстро сказал Потапчук, полагая, что солдаты не представляют для них интереса.

— Из подходящих есть только двое. Остальные очень молодые. Один Савельев шестьдесят пятого года рождения, лейтенант-связист. Он служил в Германии только шесть месяцев, потом его перевели в Казахстан. Кстати, он там до сих пор и находится. Наверное, уже в их армии.