Чингиз Абдуллаев - Всегда вчерашнее завтра

— Простите, — пробормотал он, — у меня были очень важные переговоры.

— Я все знаю, — кивнула она, — ваш друг мне все рассказал. Правда, он не так хорошо изъясняется по-английски, как вы, зато, кажется, он настоящий друг.

Сначала он решил сам меня проводить, но после моего отказа задержал меня на несколько минут, рассказывая, какой вы добрый и хороший человек.

— Это на него похоже. Вообще-то я удивлен, — честно признался Дронго, — обычно самые красивые женщины предпочитали его. В нем присутствует необъяснимая магия соблазнителя. Мне до него очень далеко.

— Если это самооценка, то явно неудачная, — заметила Мари. — У вас красивые пальцы, мистер скромник. Длинные и красивые, как у музыкантов. И умный взгляд. Этого вполне достаточно для нормальной женщины.

— Наверное, пальцы — это мое единственное украшение, — пошутил Дронго, — больше у меня ничего нет. Неужели этого действительно достаточно? Я всегда считал, что нужно иметь несколько больше достоинств, чем те, что вы перечислили.

— Я просто назвала первое, на что сразу обращаешь внимание, — пояснила гостья. — Когда мы играли с вами в казино, мне трудно было разглядеть вас как следует. Я видела только ваши руки и глаза. И этого оказалось более чем достаточно.

— Спасибо, — улыбнулся он, — я, конечно, пошутил. Честно говоря, не знаю, как реагировать, когда комплименты говорит такая красивая женщина, как вы.

— У вас есть что-нибудь выпить? — внезапно спросила она.

— Простите, — он вскочил и направился к мини-бару, — может, я что-нибудь закажу?

— Мне все равно. Достаньте лучше вино или шампанское.

Он достал бутылочку вина, традиционно хранившуюся в барах всех пятизвездочных отелей Франции, откупорил, разлил вино в два высоких бокала.

Вернулся к столику, подал один из бокалов гостье.

— Простите меня, — еще раз повторил он, — кажется, я оказался плохим кавалером.

Она взяла бокал, чуть наклонила его.

— За встречу, — сказала она, ожидая, когда их бокалы соприкоснутся.

Послышался мелодичный звон.

— Я даже не знаю, что мне сказать, — смущенно признался Дронго.

Так случилось впервые в его жизни. Когда молодая женщина сама пришла к нему, он растерялся. Дело в том, что она ему очень нравилась. Нет, «нравилась» даже не совсем то слово. Она его привлекала, волновала, возбуждала.

Мари поднялась с кресла. Когда она стояла рядом с ним, он заметил, какого она высокого роста.

— Вам не кажется, что мы переходим грань разумного? — спросил он, когда она сделала к нему еще один шаг. Теперь они оказались очень близко друг к другу. Она закрыла глаза, чуть наклонила голову. «Будь я проклят», — с отчаянием подумал Дронго. Она ему нравилась, но здесь в Ницце, в условиях той игры, которую они затеяли, заводить романтическое знакомство глупо и опасно.

— Я вам не нравлюсь? — спросила она.

Она не страдала комплексами старой девы, не имевшей успеха у окружающих мужчин, в ней отсутствовали сомнения неудачницы, когда-либо терпевшей поражение. Но стоявший перед ней мужчина все еще медлил, словно просчитывал варианты, словно и здесь пытался выгадать, рассуждая, какой из последующих ходов его соперников станет самым сильным в этой партии. Как игрок, он не мог позволить романтике завладеть его сердцем. Но молодая женщина ему очень нравилась.

— Поцелуйте меня, — вдруг требовательно сказала она, приблизив к нему свое лицо.

«Проклятая работа», — с ненавистью подумал Дронго, осторожно целуя молодую женщину в лоб. Она открыла глаза, блеснувшие гневом и яростью.

— Вы всегда целуете женщин только в лоб? — саркастически спросила она, явно собираясь уходить.

— Когда они мне нравятся так, как вы, всегда, — последовал быстрый ответ.

В этот момент он даже пожалел, что никогда не носил темных очков.

— Вы… вы… вы…

— Не договаривайте, — покачал головой Дронго, — я знаю, что вы хотите сказать.

Она поставила свой бокал на столик. Повернулась к нему.

— Ну почему, почему вы себя так ведете? — недоумевала Мари. — Или вам просто нравится, когда вас долго упрашивают?

Он смотрел ей в глаза и ничего не говорил. Она что-то сумела прочесть, что-то понять, что-то почувствовать. Поэтому, кивнув ему на прощание, пошла к двери. Уже открыв ее, она остановилась.

— А я обманула свою охрану во второй раз, — вдруг пожаловалась Мари, — думала, они ни о чем не догадаются. А они ждут меня в коридоре, — показала она на двух молчаливых мужчин, стоявших у двери. — Спокойной ночи, мистер моралист, — добавила горько и вышла. Дверь за ней бесшумно закрылась.

«Будь я проклят, — с отчаянием еще раз подумал Дронго, — и зачем вообще я согласился на розыск этих документов?»

Он заснул через полчаса, приняв традиционный ночной душ. Ему снилась Мари, которой в своих сновидениях он не собирался отказывать.

Они стояли и смотрели на лежавший перед ними труп водителя. В сторожке лежало еще несколько человеческих тел, изрешеченных пулями профессионалов. Все понимали, что отныне пути назад нет.

— Что будем делать? — спросил Семенов, и эта фраза больно хлестнула по нервам всех четверых.

— Для начала уедем отсюда, — предложил Савельев, — заберем трупы водителей и уедем. Пусть думают, что это обычное нападение на пограничный пост. Сейчас в стране начнется настоящий кавардак, никто ничего не разберет.

— Оружие забирать? — спросил Потапчук.

— Ничего не трогать, — приказал полковник. — Все должно выглядеть как акция возмездия или нападение террористов. Проверьте все вокруг и уезжаем.

— Этот еще жив, — показал на тяжелораненого пограничника Семенов. — Может, добить его? Нельзя оставлять в живых никого. — Он уже поднял пистолет, но Савельев схватил его за руку.

— Не стреляй. Если начнут проводить расследование, они не поверят, что мы могли оставить раненого в живых. Понимаешь?

— Ты с ума сошел?! — разозлился Семенов, стряхивая руку полковника. — Он же все расскажет.

— Пусть рассказывает, — кивнул Савельев, — это даже хорошо. Что ему известно? На двух автомобилях проезжали в Белоруссию какие-то чужие люди, которые ответ на требование открыть чемоданы начали стрельбу. Ну и что? Он ведь не знает, кто мы и откуда.

Они поняли коварный замысел полковника. Если начнется официальное расследование, ни один следователь прокуратуры или КГБ, ни один сотрудник милиции не поверит, что здесь побывали настоящие профессионалы. «Ликвидаторы»

КГБ не могли оставить в живых свидетеля, это считалось первым признаком непрофессионализма. И именно поэтому Савельев хотел поступить нестандартно.

Иезуит полностью соответствовал своей собственной кличке.

— Заканчиваем, — приказал полковник. — Грузите трупы, садитесь в машины и поедем дальше. Через десять-пятнадцать километров остановимся. А сейчас разойдитесь и проверьте все вокруг. Надеюсь, никто не выронил своего паспорта?