Чингиз Абдуллаев - Забытый сон

— Да. Я хочу быть откровенной. Банк требовал погашения крупной ссуды, которую взяла фирма моего супруга. Он знал об этом письме. Следователь сказал, что у Арманда были финансовые проблемы, но я в это не верю. Потом его заместитель сумел разрулить все проблемы и даже выплатить мне часть дивидендов. И на эти деньги я жила все эти годы. Или делала вид, что жила.

— Какую записку написал ваш супруг перед смертью?

— Только три слова «Мне очень жаль». И поставил точку. Больше ничего. Только три проклятых слова. Я не могу понять, как он решился на такой невероятный поступок. И не верю в это до сих пор.

Некоторое время в комнате царила тишина.

— Вы знаете, а я начинаю понимать доводы следователей, — мягко заговорил наконец Дронго. — В доме, куда приехал ваш муж, находился консьерж. Рядом стоял автомобиль с офицерами полиции. Квартира была заперта. Нашли записку вашего мужа. У него были некоторые финансовые проблемы, возможно, не очень существенные, но были. И еще экспертиза, проведенная патологоанатомами…

— А эта запонка? — с надрывом напомнила она. — Я тоже все эти годы пыталась поверить в то, во что нельзя было поверить. Но в душе была убеждена, что моего мужа убили. Абсолютно убеждена, вопреки всем доводам. Утром он надел рубашку, пристегнул запонки. Затем поехал в дом своего отца. И вдруг одна его запонка оказалась за подоконником. А окно — закрытым. Теперь я точно знаю, что в этой квартире был кто-то еще. Кто-то посторонний, кто закрыл тогда окно.

Лилия посмотрела на пустой стакан, и Дронго, не дожидаясь ее просьбы, снова его наполнил. Но она не дотронулась до него, глядя на своего собеседника так, словно ожидала его приговора.

— Вы хотите, чтобы я все проверил? — понял Дронго. — Но вы должны понимать, что прошло уже много лет. Это не так просто…

— Я все понимаю. — Она нервно сжала сумочку в руках. — Мне неудобно об этом говорить. Я продала квартиру отца моего мужа, и у меня есть деньги, которые мне абсолютно не нужны. Простите, что я говорю об этом. У нас с Армандом не было детей. У него есть дочь от первого брака, и я перевела ей половину денег. Оставшуюся сумму я готова выплатить вам в качестве вашего гонорара. У меня единственная просьба, чтобы вы нашли наконец, кто убил моего мужа. Кто совершил это чудовищное преступление, оставив меня одну в этом мире? Я хочу знать правду, какой бы страшной она ни была. И прошу вас мне помочь… Мне осталось не так долго жить, и у меня нет времени, — добавила она через секунду.

В комнате опять наступило тягостное молчание. Эдгар старался не смотреть на Дронго. Похоже, он лучше Лилии понимал всю бесперспективность предстоящих поисков. Спустя одиннадцать лет после смерти Арманда Краулиня предстоит найти его убийц. Это практически невозможно. Лилии в тактичной форме следовало отказать. Дронго смотрел на сидящую перед ним женщину и думал. Отказать ей означало окончательно добить несчастную своим ответом. Она пришла сюда с последней надеждой. Он вспомнил другую женщину, тоже из Латвии, с которой познакомился в Севилье. Молодую и красивую женщину, жизнь которой оказалась разделенной пополам: до Севильи и после. Если сегодня он откажет своей гостье, у нее больше не останется никаких шансов. И времени, чтобы найти другого эксперта. Ей просто никто не поверит. Хотя, возможно, найдется какой-нибудь прохвост, который согласится взять деньги и будет тянуть до последнего, понимая, что времени у нее остается совсем немного.

Дронго незаметно рассматривал свою гостью. Ухоженная, с красиво уложенными волосами, аккуратно одетая, она явно не собиралась сдаваться. Такая женщина будет держаться до конца. Но согласиться на предлагаемую ею авантюру — значит поступить безнравственно. Если ее муж действительно совершил самоубийство, то все поиски ничего не дадут. А все факты указывают именно на самоубийство. Выходит, нужно отказать. Отказать ей в последнем милосердии. Но неужели он способен на такой поступок? И как потом будет вспоминать этот ее визит?

— Давайте сделаем так, — предложил Дронго, — я поеду с вами в Ригу и попытаюсь что-нибудь выяснить. Ни о каком гонораре не может быть и речи, пока я не найду других фактов, подтверждающих вашу версию. Вы оплатите мне дорогу и проживание. Все остальное только после того, когда я завершу расследование.

— Спасибо, — взволнованно произнесла она, — я согласна на любые условия.

— Тогда договорились. Завтра поедем в Ригу вместе. Или полетим?

— Как вам удобно. Мне все равно.

Потом она пожала ему руку и вышла из квартиры. Эдгар понимающе кивнул и мягко дотронулся до плеча Дронго.

— Я ее провожу, — сказал он.

Через полчаса Вейдеманис позвонил Дронго.

— Не знал, что все так безнадежно, — признался он. — Ты думаешь, тебе нужно ехать в Ригу? Может, мне попытаться объяснить ей, что ты занят?

— Я поеду, — твердо заявил Дронго. — Насчет запонки она права. Если есть хоть один факт, не укладывающийся в систему других фактов, то его нужно проверить.

— Ты делаешь это из жалости к ней, — предположил Вейдеманис. — Я же тебя знаю. Тебе ее просто жалко.

— Да, — подтвердил Дронго, — мне ее очень жалко. Она держится из последних сил, понимая, что ничего хорошего впереди нет. Ужасно, ведь она сравнительно молодой человек. Ты видел, как она одета, как ведет себя, как разговаривает? Если бы каждый из нас с таким мужеством и достоинством принимал смерть, то жизнь была бы намного лучше. Я поеду в Ригу, Эдгар, и подозреваю, что ты знал об этом еще вчера, когда звонил мне.

Вейдеманис в очередной раз промолчал. Его молчание, как всегда, было красноречивее всяких слов.

В рижском аэропорту их встречал племянник Лилии Краулинь — молодой двадцатипятилетний парень, приехавший за ними на своей старенькой «Ауди». Было очевидно, что это его первая машина, купленная на собственные деньги, и он чрезвычайно гордился таким обстоятельством, весело рассказывая Дронго о ее достоинствах. Но при взгляде на тетку глаза молодого человека каждый раз становились озабоченными. Они переехали на другой берег Даугавы, где в отеле «Радиссон» для Дронго был заказан одноместный номер. Ночной рейс из Москвы прибыл в Ригу очень поздно, и Дронго договорился встретиться со своей спутницей на следующее утро. После чего поднялся в свой номер, выходивший окнами на другую сторону от реки. Положив сумку, он услышал какой-то гул, будто бы доносившийся снизу. Дронго открыл окно и высунулся наружу. Похоже, под ним работала система кондиционирования воздуха, издавая этот громкий, надоедливый шум. Он поморщился, закрыл окно, затем спустился вниз, к портье.

— Извините меня, — сказал Дронго по-русски, — но мне кажется, что в моем номере слишком шумно. Вы не могли бы поменять мне номер? У меня пятьсот сорок шестой номер.