Джозеф Файндер - Паранойя

Хруст. Скрип.

— Итак, Адам? Да или нет?

Я снова кивнул, пытаясь выразить на лице одновременно интерес и приятное удивление.

— Мне нравится. Умная штучка.

— М-м-м, — протянула Нора. Раздались тихие смешки. Что-то не так. Я запоздало догадался, что выбрал неправильный ответ.

— Конечно, — поспешил добавить я, — по спецификации трудно судить о...

— Это все, что у нас есть, — оборвала меня Нора. — Так да или нет?

Я пролистнул страницы.

— Интересная штука: и форм-фактор, и распознавание рукописного текста... Учитывая все данные, я бы дал модели зеленый свет — по крайней мере на этом этапе.

— Что ж, — зло усмехнулась Нора, — наши друзья из Купертино сомневались еще меньше, прежде чем совершить ту же ошибку. Адам, это спецификация микрокомпьютера «Ньютон». Крупнейшего провала компании «Эппл». Разработка обошлась им в пятьсот миллионов плюс шестьдесят миллионов в год убытка. — Смешки стали громче. — Впрочем, карикатуристы и шоумены были очень рады новому материалу.

Все отвели от меня глаза. Чед мрачно покусывал щеку. Мордден, казалось, ушел в другой мир. Мне хотелось впиться Норе ногтями в лицо, но я сделал вид, что умею проигрывать.

Нора приподняла брови и окинула собравшихся пристальным взглядом.

— Вот вам урок. Нужно копать глубже, заглядывать под маркетинговую шелуху, под капот. Уверяю вас: на презентации Годдард будет залезать под капот. Давайте об этом помнить.

Вокруг вежливо заулыбались: конечно, каждому известно об увлечении босса.

— Прекрасно, — закончила Нора. — По-моему, я донесла до вас все, что хотела. Поехали дальше.

Да уж, поехали... Добро пожаловать в «Трион». Донесла что хотела... У меня засосало под ложечкой.

И угораздило же вляпаться в такое дерьмо!

Знакомство отца с Антуаном Леонардом прошло плоховато. Если точнее, ужасно. Так сказать, под знаком полного отказа от плодотворного сотрудничества.

В тот же день я поехал к отцу. «Ауди» припарковал подальше: отец всегда пялится или в свой огромный телевизор, или в окно, и мне совсем не улыбалось выслушивать его упреки. Скажешь, что зарплату повысили — и то все вывернет наизнанку, и настроение будет испорчено.

Когда я подошел к подъезду, Морин, поджав губы, выкатывала большой черный чемодан к такси. На ней были салатовый брючный костюм с пышными узорами из тропических цветов и фруктов (она надевала его по торжественным случаям) и идеально белые кроссовки. Морин уже кричала водителю, чтобы тот поставил чемодан в машину, и тут я догнал ее, вручил последний чек (с щедрой прибавкой за моральный ущерб), многократно поблагодарил и даже попытался вежливо поцеловать в щеку. Морин резко отвернулась, хлопнула дверцей и уехала.

Бедная женщина! Мне она никогда не нравилась, но, зная, как отец достает своих сиделок, я прекрасно ее понимал.

Отец смотрел вечерние новости по Си-би-эс — вернее, кричал на Дэна Рэзера. Он терпеть не мог ведущих эфирного телевидения; про кабельных же «подонков» вообще лучше не упоминать. По кабельному отец выбирал только шоу, где ведущие правых убеждений с пеной у рта задирают гостей. Так он нынче развлекался.

Отец был в белой майке, при виде которой мне стало не по себе. В детстве он учил меня уму-разуму именно в такой майке. Как сейчас помню: в восемь лет я случайно пролил лимонад ему на кресло, и отец избил меня ремнем. Он стоял надо мной — драная майка в лимонадных пятнах, мокрое красное лицо — и ревел: «Видишь, до чего ты меня довел?» Картинка не из приятных.

— Ты на сколько назначил? — спросил отец. — Уже опаздывает!

— Еще нет.

Морин даже не осталась показать парню, что и как нужно делать.

— Что ты вырядился как гробовщик? Смотреть тошно.

— Я же тебе говорил: с сегодняшнего дня у меня новая работа.

Отец отвернулся к телевизору, с явным отвращением качая головой.

— Уволили?

— Из «Уайатта»? Да нет же, я сам ушел.

— Ты, как обычно, сачковал, и тебя послали. А то я не знаю! Да они чуют неудачника за милю! — Отец тяжело отдышался. — Мать тебя избаловала. Так и с хоккеем. Постарался бы, сейчас играл бы в лиге.

— Не так уж хорошо я и выступал...

— Ну да, легко говорить! Вот где я тебя подставил — выучил в дорогом колледже, а ты лишь таскался по ресторанам с дружками.

Не совсем так. Я учился и работал, чтобы хватило денег на учебу. А, пусть его думает что хочет!

Отец вперил в меня налитые кровью глаза-бусинки:

— И где теперь твои дружки?

— У меня все в порядке, папа, — ответил я. Ну вот, опять его понесло. На мое счастье, зазвенел звонок, и я почти бегом бросился открывать.

Антуан явился точно вовремя, одетый в голубую больничную форму, прямо как санитар или медбрат. Интересно, откуда форма? Он ничего такого не говорил.

— Кто там? — хрипло выкрикнул отец.

— Антуан, — отозвался я.

— Антуан? Что за дурацкое имя? Ты притащил гомика из Франции? — Отец обернулся, увидел в дверях Антуана и побагровел. Потом зажмурил глаза, раскрыл рот и в ужасе выдохнул: — Господи!

— Как дела? — Антуан пожал мне руку так, что кости затрещали. — А вы, должно быть, тот самый Фрэнсис Кэссиди. — Он подошел к креслу и добавил приятным баритоном: — Я Антуан Леонард. Рад с вами познакомиться, сэр.

Отец тяжело дышал, не сводя с него выпученных глаз. Наконец он выговорил:

— Адам, надо поговорить. Прямо сейчас.

— Пожалуйста.

— Нет. Гони этого Антуана или как там его, и поговорим.

Антуан недоуменно взглянул на меня.

— Может, занесешь вещи к себе? — предложил я. — Вторая дверь справа. Начинай обустраиваться.

Антуан взялся за свои сумки. Отец начал, не дожидаясь, пока тот выйдет:

— Во-первых, я не хочу, чтобы за мной ходил мужик, ясно? Найди женщину. Во-вторых, я не хочу черных. Им нельзя доверять. Чем ты думал? Хочешь с ним меня оставить? Это же гангстер: весь разрисованный, и на голове черт-те что. Мне такой не нужен. Я что, много прошу? — Отец задыхался сильнее обычного. — Посмел притащить сюда негра!.. Забыл, как ко мне вламывались нищие подростки?

— Ну, вламывались. И сразу уходили, потому что у тебя нечего красть. — Я говорил тихо, хотя внутри кипел от злости. — Во-первых, папа, у нас нет выбора. В агентствах со мной уже не хотят иметь дела, потому что ты всех прогоняешь. Во-вторых, я с тобой сидеть не могу, потому что работаю, или ты забыл? А в-третьих, дай ему хоть показать, на что он способен.

Антуан вернулся в зал. Он подошел к отцу почти вплотную, словно хотел запугать, однако начал говорить тихо и даже ласково:

— Мистер Кэссиди, если вы хотите, чтобы я ушел, я уйду. Черт, да хоть сейчас! Мне-то что. Я никому не навязываюсь. И по работе тоже не сохну. В тюрьме и так знают, что я искал работу, как мог.

Отец в это время смотрел по телевизору рекламу подгузников для взрослых. Под левым глазом дергалась жилка. Знакомая мина: специально для разносов и угроз. Когда-то он заставлял своих футболистов бегать, пока кого-нибудь не вырвет, именно с таким выражением лица. Правда, со мной этот номер уже не проходил. Ну а Антуан за решеткой явно видал виды пострашнее.