Джозеф Файндер - Паранойя

— Его это радует, — кивнул он в сторону Антуана. — А самый большой кайф — не давать мне курить.

Похоже, между ними установилось вооруженное перемирие.

— А ты стал лучше выглядеть, пап, — соврал я.

— Брехня, — отозвался он, не отрывая глаз от псевдорасследования. — Тебя еще не поперли с нового места?

— Нет, — сказал я и скромно улыбнулся: пора сказать ему главную новость. — Вообще-то...

— Послушай, — он наконец отвернулся от телевизора и перевел на меня слезящиеся глаза, — если ты будешь хлопать ушами, эти сукины дети, эти подонки вытянут из тебя последнюю монетку.

— Кто, корпорации?

— Корпорации, фирмы, директора со своими акциями, большими и толстыми пенсиями и выгодными сделками. Все они думают только о себе, все и каждый, запомни!

Я потупился и тихо сказал:

— Ну, может, и не все.

— Не обманывай себя.

— Слушай своего отца, — сказал Антуан, не отрывая глаз от «Стар». В его голосе чувствовалась почти симпатия. — Он мудрый человек.

— Папа, с некоторыми директорами я неплохо знаком. Меня только что здорово продвинули по службе. Я теперь особый ассистент генерального директора «Триона».

Повисла тишина. Наверное, отец не расслышал. Он опять смотрел в телевизор. Я решил немного смягчить свой самоуверенный тон:

— Папа, это же правда здорово.

Тишина.

Я уже собирался все повторить, когда отец переспросил:

— Особый ассистент? Это что-то вроде секретаря?

— Нет-нет. Это... ну, типа, работник высокого ранга. Для мозговых штурмов и так далее.

— Так чем ты точно занимаешься весь день?

У старика эмфизема, а воздух хватаю ртом я.

— Не важно, — сказал я. — Не надо было мне говорить.

Я действительно об этом пожалел. На кой черт мне знать, что он думает?

— Нет, правда! Мне же интересно знать, откуда у тебя такая шикарная тачка.

Значит, заметил-таки! Я улыбнулся:

— Красавица, правда?

— Сколько она тебе стоила?

— Ну...

— Точнее, сколько кредита ты выплачиваешь в месяц. — Отец сделал большой глоток кислорода.

— Нисколько.

— Нисколько, — повторил он, словно до него не сразу дошло.

— Ничего не выплачиваю. За все платит «Трион». Это дополнительная льгота моей новой работы.

Он снова глотнул кислорода.

— Льгота...

— Как и моя квартира.

— Ты переехал?

— По-моему, я тебе говорил. Сто восемьдесят пять квадратных метров в новом здании, «Харбор-Суитс». Оплачивает «Трион».

Снова вдох.

— Ты гордишься? — спросил отец.

Ничего себе! Я никогда еще не слышал от него этого слова.

— Да, — признался я, покраснев.

— Гордишься, что теперь ты их собственность?

Зря я не заметил бритву в яблоке.

— Я не их собственность, папа, — сухо сказал я. — Как я понимаю, это называется «сделать карьеру». Проверь в словаре. В той же статье тезауруса, что и «жизнь наверху», «бизнес-люкс» и «высокооплачиваемые профессионалы». — Я говорил и сам не верил тому, что произносил. Это я-то, который вечно причитал, что мной манипулируют! А теперь расхвастался. Видишь, до чего ты меня довел?!

Антуан отложил газету и тактично вышел, сделав вид, что ему нужно что-то на кухне.

Отец резко рассмеялся и повернулся ко мне.

— Дай-ка я тебе объясню! — Он вдохнул еще кислорода. — Ни машина, ни квартира тебе не принадлежат. И это ты называешь льготами? — Он вдохнул. — Я скажу тебе, что это такое. Все, что они тебе дают, они могут и забрать. И они это сделают! Ты ездишь на чертовой машине компании, ты живешь в квартире компании, ты носишь униформу компании, и все это не твое. Вся твоя жизнь — не твоя.

Я закусил губу. Нужно держать себя в руках. Старик умирает, сказал я себе в миллионный раз. Он на стероидах. Он несчастный и озлобленный.

И все-таки у меня вырвалось:

— Знаешь, отец, другие гордились бы успехами сына. Отец всосал очередную порцию кислорода. Его глаза блестели.

— И это, по-твоему, успехи? Знаешь, Адам, ты все больше напоминаешь свою мать.

— Неужели? — Терпи, сдерживай гнев, не выпускай наружу, иначе он останется прав.

— Вот именно. Ты похож на нее. У тебя такой же общительный характер — все ее любили, она везде была ко двору, могла выйти за более богатого, могла достичь большего. И будь уверен, она мне об этом говорила. Эти родительские собрания в «Бартоломью Браунинг» — она подлизывалась к этим богатым подонкам, выряжалась, тыкала своими титьками им в лицо. Думаешь, я не замечал?

— Ну ты даешь, отец! Жаль, что я не похож на тебя, да?

Он молча посмотрел на меня.

— Не такой озлобленный и противный. Не настолько ненавидящий весь мир. Ты хочешь, чтобы я стал таким, как ты, да?

Отец запыхтел, его лицо покраснело.

Меня понесло. Мое сердце забилось сто раз в минуту, я почти сорвался на крик.

— Когда у меня не было ни цента, когда я не жил, а развлекался, ты считал меня кретином. Теперь я преуспел практически по любым стандартам, а ты меня презираешь? Может, есть причина, из-за которой ты не можешь мной гордиться, что бы я ни делал, а, папа?

Он сердито посмотрел на меня и выдохнул:

— Какая же?

— Посмотри на себя. Посмотри на свою жизнь. — Внутри меня будто сорвался с рельсов огромный товарняк, который невозможно остановить. — Ты всегда говорил, что мир делится на победителей и неудачников. Вот я тебя и спрашиваю: а ты кто? Кто ты?

Отец подышал кислородом. Его глаза налились кровью и казалось, что вот-вот лопнут. Он что-то пробормотал себе под нос. До меня донеслись только слова «чертов», «блин» и «дерьмо».

— Да, отец, — сказал я и отвернулся от него. — Я не хочу быть таким, как ты. — Я пошел к двери, и скопившаяся злость подгоняла меня. Я все сказал и уже не мог отменить, и от этого было гаже обычного. Я ушел, чтобы не натворить еще худших бед. Последнее, что я увидел, последний образ отца, который остался у меня в памяти: его огромное красное лицо, пыхтящее и бормочущее, остекленевшие глаза, полные возмущения, ярости или боли — не знаю чего.

— Так ты действительно работаешь на самого Джока Годдарда? — спросила Алана в лифте. — Господи, надеюсь, я не говорила о нем ничего плохого. Или говорила?

После работы она заехала домой, чтобы переодеться, и выглядела великолепно: черный джемпер с вырезом лодочкой, черные леггинсы, черные ботинки. Она надушилась тем же вкусным цветочным ароматом, что и на нашем последнем свидании. Длинные и блестящие черные волосы подчеркивали синеву глаз.

— Да, ты его с дерьмом смешала, а я тут же доложил.

Она улыбнулась, сверкнув идеальными зубами.

— Твой лифт размером с мою квартиру.

Я знал, что это неправда, но все равно рассмеялся:

— Во всяком случае, он больше, чем квартира, в которой жил я!

Когда я сказал Алане, что недавно переехал в «Харбор-Суитс», она очень заинтересовалась, и я пригласил ее зайти и посмотреть. Мы собирались поужинать в ресторане внизу (я еще там не был).