Чингиз Абдуллаев - Правило профессионалов

Он знал, что никогда этого не сделает. Просто не позволит профессиональная гордость. Люди играли в свои игры, в свои придуманные миры, и его мир, был ничем не лучше и не хуже других. Просто в нем были свои правила игры, свои задачи и цели. В других мирах тоже убивали, обманывали, насиловали, притворялись. Может не столь однозначно, прямолинейно, но не менее часто, это он знал хорошо. В каждой игре были свои убийцы и свои жертвы, свои агенты и свои наблюдатели, свои победители и свои проигравшие.

В этих придуманных мирах, в этих играх люди погибали еще чаще, чем в сфере его притяжения, в его обитаемом мире. Просто инфаркты и самоубийства, сердечные приступы и нервные срывы издавна не считались чем-то необычным. Люди просто привыкли к этому виду убийств, считая их нормальными проявлениями человеческих эмоций. А сколько тайных отравлений, аварий, подстроенных катастроф было в других мирах. Совершенства не было нигде и мир профессиональных убийц был таким же нормальным, как мир профессиональных поваров или профессиональных клерков.

Он вспомнил нравившееся ему выражение Льва Толстого, что нет абсолютных негодяев и каждый в душе не считает себя пределом низости и подлости. Классик сказал гениальную фразу, но от этого было совсем не легче. Нужно проверить у режиссеров алиби Фархада и тогда он вне игры. Хотя художник вполне мог рассказать о дипломате в коридоре, но в такие случайности «Дронго» не верил. Не мог же убийца ждать за дверью появления Фархада. Значит, нужно было проверять других.

Ночное шоу устраивалось последователями одной из религиозных сект, столь охотно обретающихся в Ираке. Мусульманские святыни, мавзолеи имамов и последователей пророка, тысячи верующих паломников — все это создавало отличный фон для возникновения различных шиитских и суннитских сект в самом Ираке.

Разбитый на два основных течения исламский мир одинаково почитал Мекку и Медину, святыни пророка всех мусульман Мохаммеда и установленный камень Каабу, прикосновение к которому в определенные дни и после прохождения всех необходимых ритуалов делало правоверного мусульманина «хаджи». В Ираке были сосредоточены в основном шиитские святыни, главной из которых считалась мечеть имама Хусейна, сына имама Али, погибшего за веру. Междоусобная борьба за власть, в которой шииты потерпели поражение, завершившееся казнью Али и — гибелью его сына Хусейна, тем не менее дало повод возвести их в ранг святых и сделать места их гибели святынями для шиитов. К этому течению принадлежали иранцы, большая часть иракцев, некоторая часть пакистанцев, афганцев, таджиков, туркмен, азербайджанцев. Посещение мечети имама Али в Наджафе, место его гибели в Куфе, мечеть Хусейна в Кербеле делало шиитов «каблеи» почти таким же почитаемым лицом, как «хаджи».

Последователи малочисленных сект, отколовшиеся от основных течений, вербовали своих сторонников и за счет различного рода почти эстрадных номеров, которые производили впечатление на верующих.

«Дронго» сидел среди членов делегации в первом ряду, наблюдая как специально подготовленные фокусники втыкали кинжалы себе в бок, протыкая себя насквозь, вбивали кинжалы в голову, засовывали ножи себе в рот, пробивая горло насквозь. Некоторые менее, подготовленные зрители от страха закрывали глаза, некоторым становилось просто плохо, и они поспешно покидали слишком кровавое зрелище. Крови, правда, было немного, но она была совсем как натуральная и многие верили, что актеры действительно вбивают в голову гвозди и кинжалы.

Рядом с «Дронго» оказалась переводчик из Академии, довольно миловидная женщина лет сорока — сорока пяти. В отличие от слишком впечатлительных мужчин она не прятала глаза, не кричала, равнодушно наблюдая за тем, как на сцене один кровавый ужас сменялся другим.

— Вам совсем не страшно, — повернулся к ней «Дронго», внимательно разглядывая ее.

Узкое тонкое лицо, прямой, чуть вздернутый нос, красивые восточные глаза. Впечатление несколько портил излишне тяжелый волевой подбородок.

— А вам? — спросила женщина, — вы тоже смотрите на все это довольно спокойно.

— Я видел подобные фокусы в Пакистане, — сознался «Дронго».

— А я бывала раньше в Ираке, — ответила женщина, — просто скучно было сидеть в отеле одной.

— Вы хорошо знаете Багдад?

— Неплохо. Я бывала здесь трижды, — созналась женщина.

— Давайте уйдем отсюда, — предложил «Дронго» Она согласно кивнула.

Выйдя на свежий воздух, они довольно быстро поймали такси.

— В какую сторону лучше ехать? — спросил «Дронго» у своей спутницы.

— Каррида-Дахили, это один из лучших районов Багдада. Такая аристократическая улица.

— Тогда поедем туда. Только скажите сами водителю на арабском. Здесь почти никто не знает английского.

Женщина чуть заметно улыбнулась.

Они переехали на другую сторону Багдада, трижды минуя перекрестки с огромными портретами усмехающегося Президента. Затем по набережной доехали до «Шератона» и свернули налево. Проехав еще метров пятьсот, машина остановилась. «Дронго» протянул триста динаров. Водитель, схватив деньги, что-то забормотал.

— Он вас благодарит, — улыбнулась женщина, — вы дали слишком много. Хватило бы и половины.

— Никак не привыкну к этим деньгам. Мы ехали так далеко, а я дал всего полдоллара.

Они вышли из автомобиля осматриваясь. Улица была ярко освещена.

— После известного указа Саддама спиртное продают только в магазинах, — вспомнил «Дронго», — значит, в любом баре нам ничего не дадут.

— Дадут, — засмеялась женщина, — если очень попросите. В этой стране соблюдают только политическую лояльность, если вообще соблюдают, да и то из страха. На все остальные преступления правящий режим смотрит сквозь пальцы, хотя если поймают за воровство, могут отрубить руки.

— Тогда в какой бар мы можем пойти?

— Здесь недалеко есть одно место. Пойдемте туда. Все магазины были открыты. Несмотря на поздний час, у каждого сидели хозяева, владельцы лавок и чайных, мелких магазинчиков и бакалейных.

— Настоящая жизнь в Багдаде начинается вечером, — заметила женщина.

— Это относится ко всем южным городам. Днем там слишком жарко. Может поэтому все сказки о Багдаде начинаются с описания таинственной ночи, — ему нравилась спокойная уверенность этой женщины.

Небольшой бар, расположенный в глубине переулка, был ярко освещен. У входа сидело двое арабов.

— Только для иностранцев, — буркнул один из них «Дронго».

— Что он говорит?

— Он принял вас за местного, — женщина, что-то сказала, и оба араба вскочили со стульев.

В баре было темно и прохладно. Кроме двух сидевших в ближнем углу молодых людей больше никого не было. За стойкой откровенно скучал темнокожий бармен.