Олег Горяйнов - Джентльмены чужих писем не читают

Конечно, текст ноты, который Ноговицын дал ему почитать, был для бывшего резидента как удар по яйцам. Где и когда он умудрился засветить Ивана Досуареса – до сих пор непонятно. Неужели Иван сам проболтался? Кому? Бабе своей? Папашке?

Ну хорошо. Допустим, бабе своей он мог проболтаться. Он, в конце концов, никогда не был профессионалом, этот Иван Батькович Досуарес, агент 4F-056-012. Расходный материал. Так, человеческое приложение к своей бойкой шишке. Сентиментальное говно. Допустим, он ей во всем признался. Допустим, она об этом доложила своим, мать их за ногу, террористам, своей “Съеле Негре”. Тогда понятно, почему его порешили.

Но совершенно непонятно, откуда об этом узнала маньянская контрразведка!

У неё что, свои люди в “Съело Негро”?..

Так не бывает. То есть раньше бывало, но теперь, после 11 сентября, не бывает.

Полковник Ноговицын был весел, много шутил, вспоминал баню, сетовал на то, что при сучонке такая хорошая баня захиреет, но ничего, он, Ноговицын, приложит все усилия для того, чтобы этот гадёныш недолго протирал своим толстеньким афедроном резидентское кресло, дескать, найдутся в Красной Армии штыки, заменим на достойного человека, а сучонка отправим оказывать интернациональную помощь братьям таджикским моджахедам. Бурлак даже не удивился тому, что Ноговицын для обозначения Валерия Павловича Мещерякова употребляет бурлаковский термин, хотя сам Владимир Николаевич это слово как будто вслух никогда не произносил. Его очень интересовала собственная дальнейшая судьба и конечная точка их маршрута. Напрямую спрашивать было нельзя. Всё равно хрен бы ему ответили, только покосились бы с удивлением.

Наконец они подъехали к двухэтажному зданию серого кирпича. Ноговицын подошёл к двери и два раза треснул в неё кулаком. Тотчас в доме загорелось окно, и из-за двери что-то проскрипели.

– Асуньон! – сказал Ноговицын и нервно зыркнул по сторонам. – Abre. Somos nosotros. [76]

Дверь открылась и на пороге показалась тощая женская фигура.

– Fuera [77], – сказал Ноговицын и сделал Бурлаку с Клесметом приглашающий жест.

Женщина молча побрела в темноту. Бурлак выполз из машины. Ноги слушались плохо, но в мозгах шестерёнки крутились в бешеном темпе. Было весьма похоже, что здец3.14 придвинулся к нему вплотную, и нужно было срочно придумать что-нибудь своевременное и эффективное. Клесмет как-то незаметно оказался рядом с ним, так что в рэмбо играть было поздно, да и вообще бесполезно: настоящий разведчик перед живой силой противника беззащитен как котёнок, ему для своей обороны башка на плечи привинчена.

На негнущихся ногах Владимир Николаевич побрёл в дом. Клесмет шёл следом. Ноговицын пропустил их обоих в полутёмную прихожую, ещё раз зыркнул по сторонам, вошёл следом и запер дверь на засов.

– Прямо по коридору, и направо будет дверь, – сказал он топтавшемуся в прихожей Игорю Клесмету.

В комнате всей мебели было два кресла, табуретка, журнальный столик на колёсах и телевизор в углу. Столик оказался неожиданно накрыт: там стояла литровая бутылка “William Grant’s”, три стакана и блюдо с нарезанными овощами, мясом, хлебом, сыром.

И чего я боюсь, подумал Бурлак. Сейчас водки выпьем, поговорим как люди. Тем более что за весь день ни глотка внутрь изношенного на разведработе организма не принял. Мнительный я.

– Садись, Володя, – радушным тоном предложил Ноговицын. – Что стоишь как неродной?

– Да?.. – поддержал Клесмет.

Бурлак сел в кресло. Клесмет рядом с ним – на табуретку.

Ноговицын отвинтил пробку и наполнил стаканы до краев.

– Ну, давайте, военные, – сказал он и поднял стакан. – Чтобы не последняя.

Бурлак всё-таки задержался на секунду: убедился, что полковники льют в себя благородного цвета пойло без всякого обману, и только тогда проглотил своё. Огненная вода упала в пищевод, но приятного взрыва внутренностей Бурлак не ощутил. Слишком близко сидел Игорь Клесмет, сто тридцать пять килограммов живого веса, слишком близко.

Значит, афедрон-таки чувствует беду, подумал Бурлак. И уговаривать его, афедрон, можно сколько угодно. Он всё равно будет пипикать как спутник на орбите: пи-пи, чувствую беду, чувствую беду. Не только для того, чтобы виски выпить, привезли его сюда два полковника. Будет разговор. И… кто знает, что там за этим разговором последует?..

А Ноговицын тем временем наливал по второй, да не до краёв уже, а по половинке, по-божески, не забывая, что люди они все немолодые. Нет, по части выпивки они вполне могли дать иному молодому сто очков вперед, да потом ещё отволочь его, молодого, в койку и накрыть одеялом. Но – несолидно в почтенном возрасте военному человеку гнать стакан за стаканом, будто через три минуты – ядерный удар, и всё живое сгорит, а всё недопитое испарится.

– Ну, за окончание твоей дипломатической карьеры, Володя, – сказал полковник Ноговицын и поднял свой стакан. – Так сказать, мэрри дембель.

Бурлак усмехнулся и поднял свой навстречу.

– Всё, значит? – проговорил он, чокнувшись, и внимательно посмотрел на Ноговицына. – Приговорили меня?..

– Выпьем, – сказал Ноговицын, и они выпили.

– Что значит приговорили? – трезво сказал Клесмет.

– Да, – поддержал его Ноговицын. – Ты скажешь тоже, Володь. Мы что – палачи какие? Судьи с прокурорами? Мы, можно сказать, как старые друзья – приехали тебя в трудную минуту поддержать… А ты… Право, обидно.

– Да нет, я ничего, – сказал Бурлак. – Перенервничал. Вот и вырвалось. А впрочем – положа руку на сердце – ведь не всё ладно со мной?.. А?..

Клесмет и Ноговицын переглянулись между собой. Ноговицын пожал плечами и сказал:

– Не всё ладно, Володя. Ты закусывай, а то опьянеешь. Извини, сала эта старая п… не догадалась для тебя заготовить. Но ешь что есть.

– Да я ем, – сказал Бурлак и в доказательство свернул в трубочку лист салата, обмакнул его в чили и захрустел.

– Во желудок у человека! – восхищенно воскликнул Клесмет. – Я этой штуки съел в прошлый раз на кончике ножа – потом неделю не мог жажду утолить…

– Привычка, – скромно сказал Бурлак. – Здесь иначе нельзя. Сразу какая-нибудь тропическая зараза пристанет. Здесь все так жрут. Даже шутка такая ходит: когда маньянец узнаёт, что пора покушать? когда у него из задницы полыхать перестает…

– Да… – сказал Ноговицын как-то грустно.

– Так что неладно-то? – не успокаивался Бурлак. – Давайте уж начистоту.

– Что ж, начистоту, так начистоту, – сказал Ноговицын. – Сильно ты, Володя, попал в непонятное с этим долбаным Орезой. Игорь, налей-ка ещё по-маленькой.

– Непонятное кому? – поинтересовался Бурлак.

– Начальству своему! Зря ты послал своего зама разузнавать про эти два трупа в машине. Это создало вокруг тебя совершенно херовую ситуацию.