Чингиз Абдуллаев - Символы распада

Сириец был именно таким вором в законе, своего рода «заслуженным» рецидивистом, заслужившим свое звание в лагерях. Но когда он представил, что с ним могут сделать за утерю груза, у него потемнело в глазах от страха. Он приказал собрать всех своих людей, всех, кого только можно было найти в эти утренние часы. И сам позвонил нескольким очень авторитетным людям, чтобы они помогли ему своими боевиками в столь трудный час. Он все боялся сообщать заказчику, все оттягивал этот момент, пока не позвонил его мобильный телефон.

— Здравствуй, Сириец, — сказал кто-то неприятным басом.

— Здравствуй. — Он сразу узнал говорившего. Да и кому, кроме него и придурка Сухарева, пришло бы в голову побеспокоить Сирийца в такой момент? Но Сухарев был далеко.

— Говорят, у тебя проблемы? — тяжело прошипел в трубку бас.

— Небольшие. Но это не так страшно. Мы все исправим. Все быстро исправим, — пообещал Сириец.

— Исправляй, — согласился позвонивший, — мои друзья звонили из Парижа, очень волнуются. А раз они волнуются, то и я начинаю нервничать. Ты понимаешь. Сириец, сколько людей из-за тебя нервничает?

Это была угроза, открытая угроза. Никто и никогда не смел так говорить с Сирийцем, даже позвонивший, но Сириец знал, что сейчас он виноват. И сейчас на него могут спустить таких собак, что обижаться просто нецелесообразно. Он может спрятать свою гордость куда-нибудь подальше и вспомнить о ней потом, позже, когда вопрос будет решен.

— Не пугай, — хрипло сказал он, — я все знаю. Груз твой я найду. Куда он денется? Один ящик уже на месте. Сейчас ищем второй. Там авария небольшая произошла, вагон открытым оказался. Найдем твой ящик, не нервничай.

— А мне говорили, что твой человечек сбежал, — откровенно издевался позвонивший, — и жена его сбежала сегодня утром. Может, ты не тому груз доверил. Сириец?

— Пошел ты… — не сдержался Сириец, подсознательно отмечая, что звонивший владеет слишком исчерпывающей информацией. Это означало, что в окружении самого Ованесова есть информатор. Если бы звонивший знал только о пропавшем ящике и сбежавшем Сухареве, то это было бы не так страшно. Ему могли позвонить из Финляндии его люди и рассказать, что случилось. Но раз он знает и про жену Сухарева, которую вот уже второй час ищут по всему городу, то это очень плохо. Это может означать, что в окружении Сирийца есть не только информатор, но и предатель. В решающий момент по сигналу со стороны он может выстрелить в спину Сирийца, а это единственная опасность, которая всегда угрожает в таких случаях.

Когда предают свои.

— Не дергайся, — посоветовал его собеседник, — у тебя есть время до завтра. Если не найдешь груз… я даже не знаю, что будет.

— Я заплачу, — предложил на всякий случай Сириец, — порядки знаю. Я за груз отвечал, значит, я и заплачу.

— Дурак, — тоже сорвался позвонивший. — Как ты заплатишь? Всех твоих денег не хватит, чтобы рассчитаться. И моих не хватит. И всего общака всех зеков, которые есть в нашей стране, не хватит. Ты меня понял?

Примерно так Сириец и думал. Он задержал дыхание и спросил:

— Что делать?

Он задал такой вопрос первый раз в жизни.

Первый раз за всю жизнь он растерялся, не зная, что ему делать. И, видимо, его собеседник это понял.

— Я тоже не знаю, — честно признался он. — Плохо, Сириец, очень плохо. Ты говорил, что у тебя самый надежный человек, все переправит как нужно, вот я и поверил. Я даже не знаю, что тебе сказать. Если не найдешь второго ящика, значит, нам вместе в дерьме лежать. Тебе и мне. Такие вещи не прощают, сам понимаешь. У нас есть сутки. Если хочешь, я тебе еще людей переброшу, с визами помогу, чтобы срочно в Финляндию вылетали, но только найди ты своего человека и этот проклятый ящик. Иначе я не знаю, что с нами сделают.

Он говорил открытым текстом, уже ничего не опасаясь. Сириец знал, что говоривший не боится прослушивания. Его не беспокоила местная милиция или прокуратура. Он знал, что они с ним ничего не смогут сделать. И боялся совсем другого.

Сириец положил трубку и заорал на весь дом, собирая перепуганных охранников. Схватив за шиворот одного из своих боевиков, он закричал так, что зазвенели стекла:

— Найдите ящик, найдите его где хотите. Достаньте мне Сухого хоть из-под земли.

Испуганный охранник кивал головой, не понимая, почему так взволновался шеф. Сириец обернулся к другому:

— Это ты говорил, что Сухой твой друг? Это ты мне говорил, что он самый надежный из всех…

Он выхватил пистолет из рук другого охранника и выстрелил. Несчастный, в кого он стрелял, провинился лишь тем, что однажды сидел в лагере вместе с Сухаревым. Он дернулся и упал.

— Кто еще его хвалил? — кричал Сириец, и изо рта у него шла пена.

Он отбросил пистолет, схватил нож из столового набора, лежавший на столике, и начал кромсать свою левую руку. Нож был не очень острый, но кровь мелкими каплями брызгала во все стороны.

— Вот, вот, вот, — орал Сириец, — век свободы не видать. — Он был в таком состоянии, когда начинается безумие. Охранники испуганно смотрели на него. — Найдите, — орал Сириец, — найдите его.

В комнату кто-то вошел, и охранники почтительно расступились. Сириец увидел туфли вошедшего. Бордовые туфли хорошей выделки. Еще не вставая, он прошептал:

— Что, Папаня, прилетел, как стервятник, по мою душу?

— Вставай, — посоветовал владелец бордовых туфель, — нужно искать твоего бедолагу. Куда он убежит с ящиком? Мы ему все границы в Финляндии перекроем, а языка он не знает. Вставай, Сириец, потом будешь комедию устраивать.

— Ты зачем приехал? — прохрипел, приподнимаясь, Сириец.

— К тебе приехал, — засмеялся Папаня, — если тебе будет плохо, и мне несладко придется. Мы же с тобой компаньоны.

— Мне звонил Законник, — сказал Сириец, приподнимаясь на локте.

— Знаю. Он и мне утром звонил. Советовал к тебе поехать, успокоить тебя и помочь. Вставай, еще успеешь себе вены перерезать, — цинично добавил приехавший и, обернувшись к испуганным охранникам, властно приказал: — Принесите йод и бинты, нужно сделать перевязку.

Сириец медленно поднялся, отбросил нож. Пнул ногой убитого.

— Уберите эту падаль, — зло приказал он, придерживая руку.

Один из охранников потащил труп убитого в другую комнату, оставляя кровавую дорожку.

— Подними его, — заорал Сириец, морщась от боли в руке, — полы испачкаешь.

— Принесите пока бинт, — приказал гость Сирийца. Хоть ему явно было под семьдесят, но был он краснощеким и мордастым. Жесткие седые волосы, густые брови. Охранники знали, что это компаньон Сирийца, которого весь город называл Папаней. Никто не знал, почему такая кличка пристала к этому еще очень крепкому старику. Но уже лет сорок он носил эту кличку с добродушием мудрого философа и умом закоренелого негодяя.