Чингиз Абдуллаев - Смерть на холме Монте-Марио

— А зачем ему возвращать спички на место? — спросил Дронго. — Ведь он мог выбросить коробку.

— Ваш железобетонный скепсис меня пугает, — отмахнулся Хеккет. — Если вас послушать, то здесь вообще никто не виноват. А два трупа мы уже имеем. И нет гарантии, что не будем иметь третий. В общем, я думаю, что все и так ясно.

— А я так не думаю, — упрямо ответил Дронго, — нужно еще понять мотивы убийцы и доказать его вину.

На этот раз в дверь даже не постучали. Она резко распахнулась. На пороге стоял счастливый Паоло. Он держал в руках шприц, завернутый в носовой платок.

— Нашли, — радостно сказал Паоло, — мы нашли шприц. Ребята проверяли шкаф и нашли в углу этот шприц.

— Осторожнее, — пробормотал комиссар, сразу поднявшись со своего места и подходя к Паоло, — он может быть отравлен. Где вы его нашли?

— Это наши ребята, — возбужденно сказал Паоло. Глаза у него светились от счастья.

— Где? — перебил его комиссар.

— В номере сеньора Торчинского, — выдохнул Паоло.

Комиссар обернулся и посмотрел на Дронго и Хеккета.

— Что и требовалось доказать, — торжествующе выговорил Хеккет, — вот и все, Дронго. Все ваше упрямство теперь никому не нужно. Мы нашли наконец главное доказательство. Доказательство вины Олега Торчинского. Я думаю, сеньор комиссар, что вам ничего больше не нужно. Вы можете арестовать убийцу прямо сейчас.

Террачини приказал пригласить в номер Олега Торчинского. Дронго, не высказавший своего мнения, сел в углу, ожидая развития этой драмы. Хеккет, предвкушая удовольствие от удачной «охоты», счастливо повизгивал. Комиссар был сосредоточен и мрачен.

Торчинский вошел в комнату и кивнул комиссару, снова без приглашения взял стул и сел у стола. У него был по-прежнему самоуверенный вид. Террачини, не спрашивая его разрешения, включил диктофон и положил его рядом с собой.

— Господин Торчинский, — начал комиссар, — у нас появились основания полагать, что вы были не совсем искренни, давая нам показания несколько часов назад.

— Какие основания? — мрачно поинтересовался Торчинский. — Или вы полагаете, что я не только задушил свою бывшую знакомую, но и убил ее мужа? Вам не кажется, что это несколько нелогично. Или мне нужно было убивать мужа, чтобы встречаться с женой. Или свою бывшую любовницу, если вам так хочется ее называть, чтобы избавиться от этой женщины. Но зачем тогда мне убивать ее мужа?

— Очень логично, — кивнул комиссар. Он дымил прямо в лицо Торчинскому, даже не спрашивая разрешения. Очевидно, Торчинский понял, что обстоятельства изменились и поэтому нервничал.

— На этот вопрос я хотел бы получить ответ от вас, — продолжал комиссар.

— От меня? — Торчинский улыбнулся. Потом оглядел собравшихся. — Я — известный в Европе тенор. Неужели вы думаете, что я мог совершить два таких грязных убийства? Сначала задушить женщину, а потом отравить ее мужа. Я бы скорее столкнул его с балкона, чем додумался бы до такого способа убийства. И потом, виски пили все и никто не умер. Может, у него внезапно остановилось сердце? Вам нужно еще проверить, отчего умер Марк Лабунский.

— Внезапная остановка сердца? — повторил комиссар. — Нет, все было не так. У него была отравлена сигара, которую он курил.

— Сигара? — удивился Торчинский. — Каким образом? Впрочем, тогда все понятно. Но в любом случае я его отравить не мог. Я даже не курю сигареты. И не выношу дыма, — с явным вызовом сказал он.

Но комиссара уже нельзя было смутить.

— Сеньор Торчинский, — ровным голосом произнес он, — я полагаю, что могу предъявить вам обвинение как минимум в убийстве Марка Лабунского, мужа вашей знакомой.

— Вы с ума сошли! — разозлился Торчинский.

Комиссар поднялся, подошел к столу, где под салфеткой лежал шприц, найденный в номере Торчинского.

— Вы отравили сигары, введя в них цианистый калий, — сказал комиссар, — самый распространенный яд в мире.

— У вас дикая фантазия, комиссар…

— Мы нашли шприц в вашем номере, сеньор Торчинский.

Комиссар эффектным движением снял салфетку и показал шприц. Торчинский вздрогнул. Он взглянул на лежавшие предметы, потом — на комиссара.

— Это дурная шутка, — пробормотал он.

— Это не шутка, — возразил комиссар, — мы нашли шприц в шкафу. У вас в номере. И я бы очень хотел, чтобы вы объяснили, каким образом он попал к вам, сеньор Торчинский.

— Вы… мы… вы… мне… — Торчинский был явно ошеломлен. Затем он поднес обе руки к лицу, пытаясь успокоиться.

— Признавайтесь, Торчинский, — негромко предложил Хеккет, — вы проиграли свою игру. Имейте мужество сознаться.

— Что? — крикнул Торчинский. — Я проиграл? Это я должен сознаваться? — он громко расхохотался. — Что вы такое говорите? Это я убил Марка и Катю? Это я их убил?

Он снова расхохотался.

— Успокойтесь, — сказал комиссар, — постарайтесь успокоиться и отвечать на мои вопросы.

— Успокоиться? — Торчинский вскочил со стула. — Вы хотите убедить меня, что нашли в моем номере эту гадость? Я даже не знаю, как им пользоваться. Проверьте отпечатки пальцев. Впрочем, что я говорю. Это не мой шприц, мне его подбросили.

— Успокойтесь, — снова повторил комиссар.

— Дайте мне его, я сейчас посмотрю.

Торчинский хотел взять шприц, но комиссар схватил его за руку.

— Не нужно дотрагиваться, — попросил он.

Торчинский попытался его толкнуть, но комиссар держал его руку достаточно крепко.

— Пустите! — крикнул Торчинский. — Вы хотите меня скомпрометировать? — и он снова начал смеяться. У него была истерика.

— Артист, — поморщился Хеккет.

— Паоло! — крикнул Террачини.

В комнату вбежал Паоло и помог комиссару посадить Торчинского на диван. Тот продолжал смеяться. На глазах у него появились слезы.

— Врача, — приказал комиссар, — срочно врача.

— Он симулирует, — подозрительно заметил Хеккет, обращаясь к Дронго. Но тот молча поднялся и вышел из номера, понимая, что его присутствие здесь будет лишним.

В соседнем номере все еще находились семьи Жураевых и Соренко. Обозов методично опустошал запасы мини-бара, но маленькие бутылочки в соседнем номере не могли его успокоить, а обе большие бутылки виски эксперты забрали с собой.

— Вот вы и пришли, — сказал Обозов, увидев Дронго, — мучаете теперь Олега.

— Он остался с комиссаром, — кивнул Дронго. — Извините меня, Клавдия, можно вас на минуту. Я хотел бы с вами поговорить.

— Опять эти разговоры, — поморщилась Соренко, — когда они кончатся. Мало того, что нас терзают эти полицейские, еще и вы, как репей, привязались. Не буду я с вами разговаривать. Не о чем нам говорить.

— Верно, — вступился ее муж, — тоже мне следователь нашелся. Тебя вместе с нами обыскивали. Значит, тоже подозревают. И не нужно строить из себя такого специалиста, все равно ты ничего не найдешь.