Чингиз Абдуллаев - Смерть на холме Монте-Марио

Клавдия побледнела. Она прикусила губу, не решаясь возражать. Но в планы Дронго все равно не входило провести весь день в Риме с двумя дамами, одна из которых ему нравилась.

— Извините, — он мягко улыбнулся, — я же вам говорил, у меня еще встречи. К сожалению я не смогу вас сопровождать.

Лабунская удивленно подняла брови. Кажется, ей редко приходилось слышать подобные отказы от мужчин. Тем с большим любопытством она взглянула на Дронго.

— Надеюсь, мы увидим вас вечером, — сказала Лабунская, на прощание протягивая руку. На этот раз она чуть задержала свою ладонь в его руке. Клавдия кивнула на прощание и с явным облегчением поспешила за Лабунской к выходу.

Когда Дронго вышел из музея, их машина уже отъезжала.

Рим один из тех городов мира, где ему всегда было интересно. Он любил улицы и площади этого города, столь зримо воплотившего в себе эволюцию цивилизации. Когда Рим уже был великим городом и центром огромной империи, на месте Лондона и Парижа еще стояли жалкие поселения. Он повернул в сторону площади Венеции, где находится величественный монумент Виктору-Эммануилу Второму.

В этот день он успел посетить Этрусский национальный музей и собор Сан Джованни ин Латерано, резиденцию римских пап с четвертого по четырнадцатый век. В эпоху Возрождения собор был перестроен, а затем, уже в период позднего барокко, реставрирован архитектором Борромини. У деревянного алтаря собора по преданию служил мессу святой Петр.

Рядом с собором находилась святая лестница, двадцать восемь мраморных ступенек, привезенных в Рим матерью императора Константина Еленой. Согласно легенде, именно по этим ступенькам поднимался в дом Понтия Пилата Иисус Христос. Чтобы войти в папскую капеллу, верующие должны были подниматься по этим ступенькам на коленях.

В соборе Дронго обратил внимание на супругов, оживленно шептавшихся у алтаря. Он подошел поближе, узнав Жураевых, тех самых собеседников семьи Соренко, которые ужинали с ними вчера в отеле «Хилтон».

— А я тебе говорю, что нам нужно туда пойти, — злилась женщина. — Что ты из себя строишь? Тоже мне магнат. Рядом с Лабунским ты никто. Пустое место, пшик один.

— Ты меня еще будешь учить, — зло парировал муж, — с твоими мозгами место только на кухне. Мы сегодня поедем на ужин. Мне обязательно нужно быть там.

— Опять хочешь поглазеть на эту стерву? — разозлилась жена. — Думаешь, я не знаю, зачем ты туда едешь?

— И на нее посмотреть тоже, — рассудительно сказал муж, — но это не самое главное. Ты ведь знаешь, что у нас с Лабунским деловые отношения.

— Поэтому ты его так ненавидишь? — зло спросила жена.

— Не ори, дура, — зло пробормотал муж, — нас могут услышать.

— Ну и пусть услышат. Здесь все равно никто не знает русского языка. Ты ведь говорил, что им не нужно заключать этого контракта. Сам говорил, а теперь…

— Хватит, — разозлился муж, — я ничего тебе не говорил. И замолчи. Мы сегодня вечером поедем в «Хилтон». И если ты еще раз пикнешь, я оставлю тебя дома и поеду один.

Дронго отошел от Жураевых, чтобы их не смущать. В отель он вернулся к шести часам вечера. Он успел принять душ и переодеться, когда в его номер постучали. На часах было шесть пятьдесят пять. Он взглянул на часы и пошел открывать дверь. На пороге стоял Станислав Обозов.

— Заходите, — посторонился Дронго, — кажется, вы пришли немного раньше.

— Да, — кивнул Обозов, входя к комнату. Он был в сером костюме и серой рубашке. Галстук был повязан небрежно крупным узлом. Очевидно, Обозов не очень любил носить эту деталь мужского туалета.

— Ужин будет в восемь часов, — пояснил Обозов, — я пришел пригласить вас в номер Марка Лабунского.

— Могли бы просто позвонить и предупредить меня, — пожал плечами Дронго, надевая пиджак.

— Тогда каким образом вы бы поднялись на этаж? — удивленно спросил Обозов. — Без специальной карточки подняться невозможно. Нужно вставить карточку, чтобы кабина лифта поднялась на экзекютив-этаж. Мой номер на четвертом этаже, а семья Соренко живет на пятом. Нам не нужны такие карточки, но без них нельзя попасть туда, где живут Лабунские.

— Я забыл, — признался Дронго, — хотя нет, скорее, не забыл. Просто не придавал этому значения. Дело в том, что, в отличие от Марка Лабунского, я не так богат. Моих гонораров хватает на то, чтобы жить в лучших отелях мира, но заказывать себе президентские или королевские номера я не могу.

— Говорят, вы лучший эксперт-аналитик в мире, — заметил Обозов, выходя первым из номера.

Дронго вышел следом за ним и захлопнул дверь.

— Вы, наверно, сообщили об этом Лабунским, — недовольно заметил он, — но на самом деле я всего лишь бывший эксперт ООН, ныне нигде не работающий.

— А мне в Москве рассказывали совсем другое, — вставил Обозов.

Они повернули налево, туда, где в середине коридора были расположены лифты.

— Люди нуждаются в сказках, — ответил Дронго, входя в кабину лифта.

Обозов вошел за ним, вставил карточку, нажал кнопку десятого этажа, и они поднялись наверх. Обозов достал карточку, и они вышли в коридор. Напротив лифта сидела дежурная. Она кивнула Обозову, строго посмотрела на Дронго и ничего не спросила.

Они прошли к номеру Лабунского, и Обозов, достав другую карточку, отпер дверь. В просторной гостиной на столе стоял роскошный букет живых роз и причудливо изогнутая пепельница, в которой лежала коробка спичек с изображением всадника. Повсюду были расставлены кресла и горели светильники. Из кабинета вышел Марк Лабунский. Он был одет в черный костюм. Увидев Дронго, Марк улыбнулся ему и, пожав руку, пригласил присесть на диван.

— Спасибо, что приняли мое приглашение, — сказал он, обращаясь к своему гостю, — мы немного задержались на переговорах и поэтому перенесли ужин с семи на восемь. Никого посторонних не будет. Только мы с вами, сестра жены с мужем, еще пара знакомых и итальянцы. Человек десять, не больше. И еще прилетел Олег Торчинский. Он сейчас должен прийти. Вы, наверно, про него слышали?

— Немного, — кивнул Дронго.

Обозов прошел и сел в кресло. Лабунский подвинул к себе столик на колесиках с напитками.

— Что вы будете пить? — спросил Лабунский.

— Красное вино, если можно, — попросил Дронго.

— Итальянское или французское?

— Лучше французское.

Лабунский поднял трубку и попросил прислать официанта, чтобы открыть бутылку французского вина. Сам он предпочитал неразбавленный виски. Он успел плеснуть себе виски, когда в дверь постучали. Официант ловко открыл бутылку дорогого «Бордо» девяносто третьего года и, налив его в бокал для Дронго, сразу исчез. Обозов сам сделал себе коктейль, смешав маленькую бутылочку томатного сока с огромной порцией водки, которую посолил и поперчил.