Чингиз Абдуллаев - Цена бесчестья

— Хватит, — прервал его Быстрянский, — надоело. Голова болит. В общем, я все понял. Будем договариваться.

— Вот так лучше. И переведи ещё триста тысяч на тот самый счёт в Германию. У нас в Хаэне двое убитых и тяжело раненный. Я хотя бы их семьям деньги заплачу.

«Все возьмёт себе, — подумал Олег Степанович, — хотя триста тысяч долларов не такие большие деньги».

— Обязательно переведу, — согласился он.

— До свидания. Вечером я ещё раз перезвоню. — Чиновник положил трубку.

Быстрянский тяжело вздохнул. Будь они все прокляты! Он подумал, что три процента — это невозможно много. Сначала он предложит два. Или лучше полтора процента. В конце концов, и это огромные деньги. Которые ему предстоит потерять.

В Мадрид они вернулись в седьмом часу вечера. Дронго попросил водителя такси остановить машину недалеко от мэрии, где были расположены многочисленные рестораны, в которых любили бывать Хемингуэй и Пикассо. Вера приехала расстроенная. Телефонные разговоры с Борисом Каплуновичем и Павлом Феоктистовым окончательно выбили её из колеи. В ресторане она сидела безучастная, позволив своему спутнику самому заказывать ужин. Дронго попросил принести бутылку вина, но она не притронулась к спиртному.

И ела без особого аппетита. Он понимал её состояние и старался отвлечь от печальных мыслей, рассказывая различные истории, приключавшиеся с ним в разные времена в Испании. Но в этот вечер все его усилия были напрасны.

Из ресторана они вышли через полтора часа. Вера по-прежнему была не в настроении. За столько дней, проведённых вместе, он ни разу не видел её такой задумчивой и мрачной. Даже когда им серьёзно угрожали в Хаэне.

— Если вы будете в таком настроении, я от вас сбегу, — в конце концов пошутил Дронго.

— Не сбежите, — ответила она горько, — вам платят, чтобы вы меня охраняли. И пока платят, вы будете рядом со мной.

В такой момент нужно обидеться, но он понимал её состояние.

— Вы считаете, что я защищал вас только потому, что мне платит ваш родственник? — спросил Дронго.

— Я не хотела вас обидеть, — поняла Вера, — сказала то, что думаю. Наверное, немного бестактно.

— Ничего. Я привык. Вы сказали правду. Мне действительно платят гонорар, чтобы я вас нашёл и привёз живой в Москву. Только я обычно выбираю, чем именно заниматься и кого защищать. Даже если мне платят.

Вы видите, как они все суетятся? — горько спросила Вера. — Каждый думает только о своём кармане. Обидно. Я полагала, что Павел относится ко мне совсем иначе. А сейчас понимаю, что всегда была для него лишь удобным помощником. И не более того.

— Почему они привлекли к работе именно вас?

— Я хорошо знала эти проблемы, могла просчитать финансовые возможности компании «Стил-М» на первоначальном этапе, когда они имели уставный капитал в полтора миллиона долларов. И потом, когда им продали на залоговых аукционах большую часть сталелитейных предприятий и довели капитализацию до трех миллиардов долларов.

— Такие темпы роста не свились ни одному миллионеру, — посчитал Дронго, — с полутора миллионов долларов до трех миллиардов. Рост в две тысячи процентов.

— И учтите, что первые полтора миллиона тоже были не самыми праведными, — улыбнулась Вера, — хотя мне все равно. Я отдала все свои данные Репникову, он все обобщал. По-моему, ему нравилось заниматься подобными проблемами. Теперь я думаю, что напрасно согласилась помогать Денису Викторовичу по просьбе Феоктистова. Это была моя большая ошибка.

— Ничего, — попытался успокоить её Дронго, — скоро все закончится.

— Только не для меня, — упрямо сказала Вера, — я буду помнить об этом всю свою жизнь.

Он не стал комментировать её слова.

— Можно, я задам вам личный вопрос? — вдруг остановилась она, глядя на него снизу вверх.

— Какой?

— Вы сознательно меня избегаете?

— В каком смысле?

— В физическом. Все эти дни и ночи вы ведёте себя так, словно я прокажённая. Входите в ванную комнату, пятясь спиной, лежите рядом в постели, отодвигая ноги, приносите вторую кровать. Вам неприятно со мной оставаться?

Он не успел ничего ответить.

— Вы, наверное, помните об этом вибромассажере, с отвращением сказала она, — и вам противно со мной общаться?

Он наклонился и осторожно поцеловал её. Она улыбнулась.

— Вы даже целуетесь осторожно, словно опасаетесь, что я вам отвечу. Не бойтесь. Насчёт замужества я шутила. Вы не в моем вкусе. Пожилой и лысеющий мужчина с отвратительным характером и глупыми шутками. Нет, господин Дронго. Мне нужен красавчик типа Александра Линдта, богатый, как Олег Быстрянский, влиятельный, как Павел Феоктистов, и умный, как… — Она усмехнулась: — Как Борис Каплунович.

В таком случае не сомневаюсь, что вы скоро найдёте свой идеал, — кивнул Дронго, — идёмте быстрее. Два раза попадать под дождь в одном городе — это уже непростительная роскошь.

В этой части города он знал каждую улицу, почти каждый дом. И поэтому повёл её самым коротким путём. Много лет назад в любви к этому городу ему признавалась пани Моника, польский дипломат, работавшая в посольстве Польши в Испании. Она тогда показывала ему Мадрид. Сколько лет с тех пор прошло? Может, Вера права. Он действительно пожилой человек. Или он кажется пожилым для тридцатилетней женщины, когда в свои сорок семь он старше её почти на целую вечность?

Кажется, Моника тогда мечтала выйти замуж за богатого человека, бросить работу и на всю жизнь остаться в Испании, в которую была влюблена. Интересно, что с ней произошло? Сумела она найти себе такого мужа? Или вернулась в Польшу?

— Вы о чем-то задумались? — спросила Вера, когда они вошли в здание отеля.

— Подумал о нашем возвращении в Москву, — ответил Дронго, — надеюсь, что послезавтра все закончится.

Вечером за стойкой дежурил уже знакомый сеньор Антонио Сертада. Дронго кивнул ему, пропуская вперёд Веру.

Они поднялись к себе в номер по лестнице. В коридоре Дронго увидел молодого человека, осторожно выходившего из их номера. Тот закрыл дверь и обернулся к ним. В руках он что-то держал. Дронго оттолкнул Веру и достал оружие. Незнакомец испуганно охнул. В руках у него были две банки пива. Он проверял их мини-бар.

— Все в порядке, — сказал Дронго, убирая оружие, — извини.

По-испански это слово произносится почти так же, как и по-французски. Только если французы говорят «пардон», испанцы говорят «пэрдон». Ошалевший от неожиданности парень закивал головой, роняя банки пива на пол. Дронго шагнул к нему, помогая их поднять и собрать. Затем дружески хлопнул его по плечу. Когда они вошли в отель, она повернулась к нему, не давая протянуть руку и включить свет.

Он почувствовал её губы на своём подбородке.