Сергей Зверев - Завербованная смерть

Тигры, львы и слоны, правда, из-за сложности перевозки и содержания на арене не появились, зато все остальные жанры современного циркового искусства были представлены в полном ассортименте и во всем своем блеске. Угождая вкусам привередливой и избалованной курортной публики, гастроли такого типа обычно представлялись не продуманной и целенаправленной программой-представлением, близкой к театральным постановкам, а набором разноплановых, наиболее эффектных номеров, желательно с добавлением русской национальной окраски.

Одно дело, когда конную вольтижировку выполняют наездницы в балетных пачках, и совсем другое воздействие на зрителей производит та же вольтижировка в исполнении гикающих и размахивающих саблями кубанских казаков и казачек, несущихся по арене в сумасшедшем галопе. И силачи, как известно, они и в Африке силачи – груда мышц, хоть и красивых, но одинаковых. Наш силач-гиревик, рвущий цепи и подковы в кольчуге Ильи Муромца – вот это сразу видно, российский цирк.

А поскольку что-что, а праздник русские всегда умели устраивать, на зрителей хлынул непрекращающийся поток действа: под купол взвились воздушные гимнасты и там, на сумасшедшей верхотуре, выделывали перед публикой свои пируэты, а на арене состязались многочисленные прыжковые и крафт-акробаты, антиподы перебрасывали друг другу ногами своих детишек, между артистами труппы сновали велофигуристы, подпрыгивали дрессированные собачки и обезьянки, между воздушными акробатами летали белоснежные голуби, жонглеры умудрялись перебрасывать через всю арену булавы, ни в кого так и не попав, клоуны и эксцентрики сновали среди зрителей, раздаривая детишкам безделушки и воздушные шарики, эквилибристы со звоном складывали из полых цилиндров высоченные пирамидки и перебирались на шары, Вольдемар Жозеффи доставал из своего неиссякаемого волшебного ящичка свежие живые цветы и швырял их публике, а принаряженная в русский кокошник и сарафан гвоздь русской души – медведица – под гром медных оркестровых труб пританцовывала непонятный танец, виляя задницей, словно заядлая латиноамериканская танцовщица.

С оркестрового балкона то и дело раздавался гром литавр, который становился все чаще и чаще, убыстряя и без того довольно оживленный ритм парад-пролога, а когда темп стал и вовсе сумасшедший, гимнасты на батуте устроили грандиозное шари-вари, целый калейдоскоп бесконечно взлетающих и кувыркающихся в воздухе фигур.

Наконец, оркестр взорвался последним аккордом, возвещая окончание русского разгуляя, публика взорвалась восхищенными аплодисментами, все участники парад-пролога постепенно скрылись за форгангом, занавес сомкнулся, и представление перетекло в обычное, неторопливое русло, сотканное из набора отдельных номеров.

По правде сказать, отдыхающие на Кипре с избытком избалованы морем, прекрасно обустроенными пляжами, дискотеками и ресторанами, но никак не феерическими зрелищами. Заманить сколь-нибудь приличный коллектив музыкантов или театральную труппу антрепренерам удается крайне редко, поэтому гастроли российского цирка, все без исключения номера были встречены благодарными зрителями на ура. Особенно выступление Константина Заметалина и его подопечной – Антона Павловича. Принаряженная в кокошник, разноцветный сарафан и с бутафорской балалайкой в лапах, медведица настолько пришлась публике по душе, что детишки некоторых необразованных западноевропейских туристов с воплями ломились к барьеру, пытаясь взять у лохматой зверюги автограф, справедливо полагая, что это и есть главная примадонна русского цирка.

По команде дрессировщика медведица выполняла нехитрые гимнастические упражнения и кувырки, разыграла с укротителем семейную сценку, а затем стала лихо отплясывать «Камаринского» и «Барыню», приседая и притопывая когтистой лапой. Делала она это, правда, без удовольствия. Выбитая из колеи недавним скандалом, учиненным возле ее клетки, медведица нервничала, и Заметалин то и дело подстегивал свою питомицу то кусочками сахара, то незаметными, но очень болезненными уколами шилом, умело спрятанным в рукаве.

Наконец номер закончился, примадонна получила свою порцию ликующих оваций и, заполняя паузу и давая униформистам возможность очистить арену и подготовить ее для следующего номера, к публике вышел коверный клоун – Игорь Вениаминович, от которого слегка разило перегаром в смеси с лавровым листом. Ведя задушевные беседы на неплохом английском, украсив свое выступление нехитрым арсеналом шуток, падений и прочих клоунских ухищрений, он бодро пошел по рядам, раздаривая детишкам шарики, а женщинам – появляющиеся из бездонных рукавов бесчисленные букетики бумажных цветов. Зрители выли от восторга…

Скрывшись за кулисами, довольный выступлением дрессировщик бодро хлопнул по плечу Вольдемара Жозеффи, который должен был выступать следом, и, желая приободрить друга обнадеживающе подмигнул:

– Не дрейфь, факир! Публика сегодня очень доброжелательная. Все пройдет прекрасно! Я уже договорился с ресторатором, – добавил он, хитро подмигнув товарищу. – Только, извини, твоя доля уменьшается…

– Как это? – неожиданно встрепенулся Вольдемар. – Почему?

– Потому, компаньон, что ты сюда приехал не только для того, чтобы кроликов из рукавов доставать, – весело ответил дрессировщик и, недвусмысленно глянув на ассистентку иллюзиониста, добавил: – Работать надо, друг мой, ра-бо-тать, а не заниматься неизвестно чем. Я правильно говорю, прелестница? – Заметалин недобро стрельнул в сторону девушки. Ответить она не успела, и словесной пикировки не получилось. Из-за форганга донеслось зычное: «Великий иллюзионист, знаток черной и белой магии, факир и йог Вольдемар Жозеффи и его очаровательная Изольда Гальчевская!»

Оркестр грянул марш на выход, и парочка выступила на арену шапито под яркие прожектора циркового света.

– Послушай, Сашенька, – ласково обратилась Вероника к Оршанскому, – ну что ты все сидишь, как… У тебя такой вид, будто тебя сейчас должны вывести в холодный подвал Лубянки и застрелить. – Оршанский невольно вздрогнул. Гимнастка выполняла перед зеркалом своей грим-уборной последние штрихи к сценическому макияжу. – Я так предполагала, что из тебя получится прекрасный напарник, а от тебя вместо успокоения и сосредоточенности веет такой расхлябанностью и страхом, что мне прямо не по себе становится.

Александр сидел здесь же, рядом с Вероникой, в небольшой комнатке, заставленной вешалками с различными нарядами для выступлений и оклеенной множеством афиш, сообщавших о выступлении известной гимнастки Вероники Гогоберидзе. Несмотря на жару, журналиста пронизывал острый холод. Он сидел на узкой банкетке и наподобие китайского болванчика раскачивался, только не из стороны в сторону, а вперед и назад. Вид у него действительно был несколько затравленный и мог вдохновить на какое-то действие разве что очень голодного тигра.