Сергей Зверев - Завербованная смерть

Оказалось, что бывшая невеста господина Вольдемара Жозеффи, некто Вероника Гогоберидзе, дама весьма и весьма экзальтированная, работала раньше в этом же цирке в группе воздушных гимнастов и до знакомства с иллюзионистом была помолвлена с дрессировщиком, неким Константином Викентьевичем Заметалиным, что не помешало коллеге по цеху, господину Жозеффи, со всем напором своего факирского умения отбить у укротителя юную красавицу и переманить ее с подкупольных трапеций в свой чудо-ящик.

Изольда буквально окаменела от изумления. Она тупо смотрела в экран монитора, когда за ее спиной раздался полунасмешливый, полуяростный голос главного героя только что прочитанного очерка:

– А я тебя, оказывается, недооценил. – За спиной у девушки стоял Вольдемар Жозеффи, и на его губах играла нехорошая улыбка. – Ты у нас, оказывается, не ангел во плоти, а фольклористка, специализирующаяся на собирании грязного белья, слухов и сплетен.

– По-моему, сплетнями тут и не пахнет, – презрительно ответила Изольда, у которой живописные картинки фельетона, написанные самыми яркими красками, вызвали рвотное отвращение к иллюзионисту и его коллеге-подельнику Константину Заметалину, потому что эта вырезка – далеко не единичный случай.

– Не знал, что ты читаешь желтую прессу, – усмехнулся факир, – и не думал, что ты веришь во всякую подобную таблоидную чепуху.

– Дура я, – просто ответила девушка, – давно надо было прислушаться к словам Игоря Вениаминовича и бросить тебя к черту.

– А ну-ка. – Иллюзионист решительно схватил свою ассистентку за руку и потащил к выходу, не желая устраивать публичного скандала. – И что бы ты, цирковая бездарность, жрала? – злобно шипел Вольдемар Жозеффи, двигаясь к двери интернет-кафе. – Что бы ты жрала? Кто бы тебя содержал? Твой ненаглядный Сашенька?

– А хотя бы и он, – словесно отбивалась девушка, которой тоже не нужны были прилюдные разборки, особенно если учесть ее последний побег из госпиталя, – во всяком случае, он – не тебе чета.

– Такой же поганый бумагомаратель, как и этот донецкий писака, даже, поскольку москвич, наверное, покруче будет. – Вольдемар скорчил презрительную гримасу. – На твоем месте я бы поинтересовался его творчеством.

– Мне в мужчинах больше импонирует порядочность, – парировала выпад фокусника Изольда, – и честность.

– Я нисколько в этом не сомневался, – согласно поддакнул иллюзионист, – и всегда восхищался твоим умением разбираться в людях. Именно поэтому, наверное, этот твой новый порядочный и честный избранник сейчас сидит с уголовниками в каталажке.

– Отпусти ты меня. – Оказавшись на улице, Изольда вырвала свою руку из цепких пальцев иллюзиониста. – Вцепился, как клещ, – презрительно скривилась она, потирая предплечье.

– И что ты теперь намерена делать? – насмешливо поинтересовался Вольдемар Жозеффи, имея в виду то, что цирковая карьера его горе-помощницы с треском провалилась и теперь неизвестно, чем она собирается зарабатывать себе на жизнь. Вопрос, между прочим, по нынешним временам довольно актуальный. Однако девушка отреагировала вовсе не так, как ожидал самоуверенный факир.

– Теперь я намерена пойти в полицию, – ответила Изольда и развернулась к иллюзионисту спиной. Надо было идти выручать своего заботливого журналиста, которого, и девушка была в этом совершенно уверена, подставили эти мерзкие типы – дрессировщик, иллюзионист и эта вульгарная девица Гогоберидзе. Однако Вольдемар снова больно схватил девушку за руку.

– В полицию? – зло переспросил он. – А зачем ты собралась в полицию?

– Какое тебе дело? – презрительно бросила бывшая ассистентка. – Между нами все кончено, и я ни о чем не собираюсь перед тобой отчитываться, понятно?

– Поня-я-я-ятно, – холодно произнес иллюзионист, все еще не отпуская руки своей бывшей помощницы. – Мне все понятно. Кроме одного. Кто тебе, такой порядочной, разрешил без спросу шарить по моим ящикам и реквизиту?! – неожиданно взвизгнул он и с силой дернул девушку к себе.

– Да пусти ты, припадочный! – Изольда уперлась свободной рукой в вольдемаровскую грудь. – Дай пройти. – Но фокусник и не думал освобождать девушку, и ассистентка пригрозила: – Выпусти мою руку, а то я сейчас закричу на всю улицу, а лишние неприятности, как я понимаю, тебе не нужны.

Иллюзионист едва не задохнулся от возмущения, но девушку от себя по-прежнему не отпускал. И Изольда наверняка выполнила бы свое обещание, подняла бы истеричный крик и, коль скоро Вольдемар Жозеффи не пускал ее пойти в полицию, то, значит, полиция пришла бы к нему и девушке. Но этого как раз и не случилось. За спиной Изольды подъехала и остановилась одна из цирковых машин, из которой выскочил не менее обозленный дрессировщик, и в четыре руки, не сговариваясь, мужчины живо затолкали удивленную девушку в салон, подарили любопытной публике десяток дежурных улыбок и комплиментов, объяснив свое поведение цирковым ноу-хау – прилюдными репетициями, и через минуту скрылись за углом ближайшего здания, обдав невольных зрителей вонючим облаком выхлопного газа.

Относительно судьбы Александра Оршанскоко иллюзионист Вольдемар Жозеффи был прав, но только отчасти. После неудачного «трюка» с отмычками журналиста и впрямь упрятали за решетку, но не к уголовникам, каковых на этом райском острове было не так уж и много, а в пустую клетку. Поначалу Александр решил использовать предоставленное ему свободное время с максимальной пользой – то есть поспать хотя бы несколько часов. Ведь он не спал уже больше суток. Поэтому, наверное, и поддался на все эти следовательские трюки с запугиванием, выведением из равновесия, нервными нагрузками, что, в общем-то, и привело его в эту камеру.

Но, по-видимому, российско-кипрская интеграция успешно проходила не только в сфере экономики, туризма, бизнеса, а еще и в сфере обмена фараонским опытом. Очевидно, что кто-то из высоких чинов местного полицейского начальства побывал в наших отделениях милиции, увидел там наши «обезьянники» и решил внедрить метод предварительной пытки задержанных и в своих, аналогичных нашим, учреждениях, ибо кипрская камера предварительного заключения, по сути, ничем не отличалась от наших родных – российских. Те же бетонные стены, деревянный топчан-скамейка вдоль бетона и решетчатая дверь. Спать в таких «жестких» условиях было невозможно даже очень уставшему человеку, и Александр, минут пятнадцать проворочавшись на ребристой постели, вынужден был забыть о сне.

Оршанский несколько раз протопал по клетке из угла в угол и снова вернулся мыслями к событиям последних часов. Необходимо было подготовиться к допросу, свести воедино звенья единой цепочки, которая, собственно, и привела его в этот островитянский застенок. Нехорошо, когда разведчик попадает в руки правоохранительных органов. Даже в своей родной стране, не говоря уж о зарубежье. И хотя поводов для выяснения истинного лица, скрывающегося под маской журналиста, у кипрской полиции не было, однако же береженого бог бережет…