Сергей Донской - И целой обоймы мало

Подземная лаборатория по производству наркотиков? А как насчет подводной ?

Разобрав съемную секцию вентиляционной трубы, Бондарь аккуратно положил ее на пол, присел и просунул голову в отверстие. Квадратная нора была устлана множеством окурков, оставшихся здесь с незапамятных времен. Когда-то Бондарь тоже курил возле точно такой же трубы, пуская дым в зарешеченное окошко, чтобы не унюхали отцы-командиры. На широких трубах, спрятанных за шкафами с аппаратурой, солдаты писали письма, украдкой дремали, жевали черный хлеб и грызли кукурузные початки, сваренные в чайнике. Самые неугомонные использовали вентиляционную систему для путешествий по КП, навещая земляков из других подразделений или даже гражданских телефонисток, дежуривших на коммутаторе. Бондарь, правда, в подобных вылазках участия не принимал. На втором месяце службы его перевели в другую часть, оказавшуюся вовсе даже не воинской, но это совсем другая история.

Провожаемый отчаянными воплями Бабича, он протиснулся в лаз и перевернулся на спину. Листовое железо слегка прогнулось под тяжестью Бондаря, ребристый стык впился в его поясницу. Слегка выгибаясь и отталкиваясь от днища каблуками, он пополз в темноту, совершенно не представляя себе, как станет выбираться обратно, если наткнется на непреодолимую преграду.

«А никак, – с готовностью подсказала интуиция. – С этого момента только вперед. Обратного хода нет».

Одномоторный восьмиместный гидросамолет покачивался на волнах, растопырив водные лыжи и широко раскинув крылья, как громадная чайка, приготовившаяся взмыть в небо. На самом деле до взлета оставалось примерно минут сорок.

– Ди-ли-ли, да-ла-ла, – подпевал магнитофону Гейдар Физулин, выставив локоть в открытое окно. Это делало его похожим на обычного таксиста, но Физулин был не таксистом, а пилотом, и гордился этим, как если бы сам изобрел или сконструировал самолет, в котором сидел, дожидаясь хозяина.

– Ла-ди-да, да-ду-ди…

Он любил свою работу, обеспечивающую его не хуже, чем собственный продуктовый магазинчик. «Держись поближе к деньгам, и сам всегда будешь при деньгах», – учил его отец. Жаль, что старик не дожил до этого дня. Вот бы порадовался за сына! Опрятный, в голубой рубашке с галстуком, брюки наглажены, туфли начищены, носки почти новенькие, с единственной дыркой на пятке, но ее никто не заметит, потому что разуется Физулин не скоро, он не для того посажен за штурвал, чтобы разуваться и лениво шевелить пальцами, как это любят делать разные бездельники.

– Ла-ли-лей, на-ни-най…

Метрах в трехстах от самолета находилась бухточка, в которой сосредоточилась флотилия физулинского хозяина, господина Заирова. Среди катеров, лодок и обшарпанных барж выделялась шикарная яхта с иностранным названием. На пристани происходила непонятная суматоха. Чеченцы сбегались туда со всех концов острова и, спешно погружаясь на суда, уплывали в открытое море. Всего остров покинуло не менее полутора десятков человек, после чего бухта опустела.

Опять тревога, опять сложности, подумал нахмурившийся Физулин. Заниматься бизнесом трудно, каждый норовит ставить палки в колеса. Вот тебе и свобода частнопредпринимательской деятельности, вот тебе и деловая инициатива. Сегодня ты с прибылью, а завтра в сплошных убытках. Нет, уж лучше Физулин будет летчиком. Принял на борт груз или пассажиров, доставил по назначению, и гуляй, Гейдар, радуйся жизни.

Хорошо!

Включив крохотный декоративный вентилятор на приборной панели, Физулин посмотрелся в зеркало, наслюнявил палец и пригладил усы, а заодно и брови, которые имели обыкновение топорщиться. Красавец, просто красавец. Поворачиваясь к зеркалу то так, то эдак, Физулин в который раз подивился своему сходству с молодым Саддамом Хусейном. Хоть гаремом обзаводись.

Нет, гарем Физулину не прокормить. Он зарабатывает много, однако при нынешних ценах волей-неволей будешь однолюбом.

Физулин улыбнулся своим мыслям и тронул пальцем талисман, подвешенный на шелковом шнурке к зеркалу. Это был забавный Спидермен, сшитый молодой женой из лоскутов старого покрывала. Она постаралась, и Человек-паук получился как живой, даже лучше. Того и гляди сорвется с привязи и отправится восстанавливать справедливость на планете.

Эх, хорошо!

– Ущелье глубже голубых небе-е-ес, – заныл Физулин, вторя магнитофонному певцу, – вершины гор как старики седы-ы-ы, и гроздьями свисает виногра-а-ад…

Он пел на своем родном языке, мечтательно жмурясь, чтобы лучше представлять себе и небеса, и горы, и виноград. Внезапная тишина заставила его запнуться на середине слова. Открыв глаза, он увидел покрытую ссадинами мужскую руку, протянувшуюся через его плечо к клавише магнитофона. Рука исчезла, однако облегчения Физулин не испытал. Потому что в его затылок уперся металлический предмет, и это прикосновение сопровождалось характерным щелчком затвора, от которого похолодело в животе.

– Кто здесь? – спросил Физулин по-азербайджански.

Ответа не последовало.

– Ты русский язык понимаешь? – осведомился мужской голос за спиной.

Проще всего было утвердительно кивнуть, однако Физулин решил, что как раз этого делать не следует. Застыв в напряженной позе водоноши, опасающегося пролить воду из установленного на голове кувшина, Физулин отозвался утробным, неприятно поразившим его самого голосом:

– Я понимаю и говорю по-русски.

– Похвально, – сказал незнакомец, но пистолет не убрал.

– Хорошо понимаю и говорю.

– Молодец, молодец, успокойся.

Физулин приказал себе заткнуться и тут же произнес:

– У меня в школе всегда была пятерка по русскому языку.

– Вот и не нервничай, – посоветовал незнакомец, – ты не на экзамене. Тебя как звать?

– Гей… – Голос Физулина оборвался.

– Я тебя не про сексуальную ориентацию спрашиваю.

– Гейдар меня зовут.

– Не сексуальное, значит, меньшинство?

– Обычное, – сипло ответил Физулин. – Нормальное меньшинство.

Пистолет отстранился от пульсирующего затылка.

– Тогда можешь оглянуться. Смелее.

Физулин повернул голову и увидел раздетого по пояс мужчину, исцарапанного так, словно он чудом вырвался из клетки с барсом. Сероглазый, черноволосый, с ввалившимися щеками и трехдневной щетиной на лице, он выглядел совершенно спокойным и очень, очень опасным.

– Надеюсь, ты летаешь не хуже, чем разговариваешь по-русски? – осведомился мужчина, отбрасывая со лба пряди мокрых волос.

Физулин дал себе слово, что больше никогда не будет слушать музыку, находясь за штурвалом вверенного ему самолета. Не пел бы про горы и виноград, услышал бы, как на борт забирается подозрительный тип, вооруженный не только пистолетом, но и ножом в придачу. Что теперь делать? Как вести себя, чтобы не возвратиться домой в наспех сколоченном ящике?