Сергей Донской - Если завтра не наступит

– О капитане ФСБ Бондаре, возомнившем себя Джеймсом Бондом, – пояснил Тутахашвили, протягивая деньги. – Его незаконному пребыванию на территории нашего государства следует дать огласку. Особо подчеркни, что шпионская деятельность приносит ему немалые доходы. Поселился в дорогой гостинице, держит в номере иностранную шлюху, пьянствует, развратничает…

Оборвав тираду на полуслове, Тутахашвили впился взглядом в Тамару. «Только бы не разреветься или не брякнуться в обморок, – подумала она. – И только бы не спросить, в какой именно гостинице остановился Женя и что за шлюха его там ублажает. Черный Полковник ждет моей промашки. Он подозревает, что я неравнодушна к Жене, а потому выдам себя неосторожным словом, взглядом или жестом. Но я не выдам. Не имею права».

– Меня это не интересует, – произнесла она вполне равнодушным тоном, надеясь, что Тутахашвили не заметит влажного блеска в ее глазах.

Он не заметил, потому что вдруг зашелся сухим, лающим кашлем, выдающим в нем заядлого курильщика конопли.

– А деньги? – спросил он, справившись с приступом. – Деньги тебя интересуют?

– Я не стану писать эту дурацкую статью, – твердо заявила Тамара. – Джеймс Бонд какой-то, иностранная шлюха… Чушь. Вздор. Полная ерунда.

– Э, не-ет, – протянул Тутахашвили, водя перед собой указательным пальцем. – Не ерунда. Скомпрометировав Бондаря, мы вынудим его убраться отсюда. Так что это очень ответственное задание. Государственной важности.

– Не мой профиль. Поручите статью Гоги, он с радостью возьмется. За сто, даже за пятьдесят долларов.

– Я хочу, чтобы статью написала ты. – Тутахашвили ткнул деньги Тамаре под нос.

Скосив глаза, как дикая кобылица, которой предложили угоститься молотым перцем, она убрала чужую руку от своего лица и сухо спросила:

– Почему именно я?

– Потому что ты уже работаешь на меня. Обратного хода в таких делах не бывает.

– Тогда считайте меня исключением.

Полыхнув зрачками, Тутахашвили спрятал деньги, после чего сделался неожиданно покладистым:

– Договорились.

– Значит, я свободна? – вскинула голову Тамара.

– При одном условии.

– Какое еще условие?

– Ты больше не будешь держать ноги вместе, – прошипел Тутахашвили, обдавая Тамару тухлым дыханием, напоминающим зловоние, которое поднимается над потревоженным болотом. – Тогда между нами завяжутся отношения совсем другого рода. Не служебные, а личные.

Он наклонялся все ниже и ниже, как вампир, намеревающийся впиться зубами в горло жертвы.

– Прочь! – в ярости закричала Тамара, отталкивая ненавистную голову обеими руками.

– Не показывай когти, дикая кошка! – возмутился Тутахашвили, трогая оцарапанное ухо. – Ты хоть понимаешь, с кем имеешь дело?

– Я имею дело с негодяем, использующим свое положение в корыстных целях. Скольких женщин ты уже поимел таким образом, Сосо? Тебе мало? – Тамарин голос зазвенел от переполняющего ее негодования. – Ну так вот, заруби на своем подлом носу: от меня ты ничего не добьешься. Ни силой, ни хитростью, ни деньгами. Я лучше под медведя лягу, чем под тебя!.. Тавзе дагаджви, Сосо! Дагапси, ши мдзхнеро!

Тутахашвили хлестнул ее по щеке, не остановившись на этом. Тамара получила не менее трех пощечин, прежде чем они заставили ее умолкнуть. Странное дело, но кожа, туго обтягивающая ее скулы, не покраснела, а, наоборот, приобрела смертельную белизну.

– Тракзе макотсе, – процедила она, даже не думая зажмуриться, хотя рука Тутахашвили оставалась занесенной в воздух.

– Пирши шегетси, – выругался он.

– Мой рот не для тебя, – сверкнула глазами Тамара. – Ни рот, ни что-либо другое.

– Тогда убирайся, – распорядился Тутахашвили, распахивая дверь лимузина. – Убирайся, дикая кошка! Скоро ты сама приползешь ко мне, поднимая хвост. А я еще подумаю, стоит ли драть тебя самому или поручить это своим парням.

Его взгляд, проводивший Тамару, был полон ярости, но голос, которым он отдал приказ по рации, звучал ровно и холодно:

– Номер второй, за мной. Номер первый, на квартиру к Галишвили. Конец связи.

Через несколько секунд асфальтовая площадка перед входом в редакцию газеты «Новая Грузия» опустела. Непроницаемо-черный «ЗИЛ» исчез, как фантом, как наваждение. Даже след его простыл, но все же в воздухе что-то осталось, и это что-то вселяло в души прохожих смутную тревогу, избавиться от которой удавалось, лишь отойдя на приличное расстояние.

Галактион Галишвили отчаянно пытался выбраться из складок чертовски тяжелого, удушающего савана, который на него набросили незнакомые детишки с мрачными взрослыми физиономиями, когда он прилег на диван, чтобы вздремнуть после бессонной ночи, заполненной работой и раздумьями. Сообразив, что его собираются похоронить заживо, задыхающийся Галишвили принялся бешено вырываться, но толку от его телодвижений было мало. Жестокие дети не только не оставили его в покое, но и насели на несчастного старика с удвоенной энергией, запихивая его в тесный ящик гроба. Он еще что-то протестующе кричал и брыкался, а молоток вколачивал гвозди в крышку его гроба. Не молоток – настоящий молот, тяжелый, неумолимый.

Бух! Бух! Бух!

– А? А-а!

Галишвили зашелся страшным предсмертным хрипом и разлепил глаза, ожидая увидеть перед собой кое-как оструганные доски, но над ним возвышался лишь самый обычный потолок, потолок его кабинета, спасительный в своей привычности и обыденности.

– Фу ты, черт…

Убирая за уши влажные от пота пряди волос, Галишвили с трудом сел, вдевая ороговевшие ступни в войлочные тапочки.

Бух! Бу-бух! Бух, бух!

Стук не прекращался. Колотили в дверь квартиры, колотили уже не размеренно, а суетливо и беспорядочно. Это означало, что звонок снова не работает по причине отключения электричества в квартале. Тамара? – удивился Галишвили. Но дочь почти никогда не наведывалась домой в рабочее время. Кроме того, она не стала бы ломиться в квартиру с таким шумом.

– Кто там? – крикнул Галишвили, плетясь к входной двери.

– Откройте! – потребовал незнакомый голос.

– А в чем, собственно говоря, дело?

– Это вы «Скорую» вызывали?

– Нет, – удивился Галишвили.

– А кто тогда? – спросили из-за двери.

– Понятия не имею.

– Все равно откройте и распишитесь, – сердито сказал мужчина. – Нам за бензин отчитываться надо. Второй ложный вызов за сегодняшнее утро. И о чем только эти бессовестные негодяи думают?

– Безобразие, – согласился Галишвили, поворачивая замок.

Одуревший ото сна, он едва не получил по носу резко распахнувшейся внутрь дверью. В квартиру ворвались трое энергичных молодых людей, с мрачными физиономиями, полностью соответствующими траурной униформе, которую они носили. «Жандармы! – понял прижатый к стене Галишвили. – Вот и настал мой час».