Сергей Донской - Никогда не говори: не могу

Грохот – инстинктивное вздрагивание, грохот – вздрагивание. Так повторилось ровно пять раз. Именно столько пуль потребовалось Бондарю на контрольные выстрелы, после чего его девятизарядная обойма опустела.

Закончив обход помещения, он бросил бесполезное оружие и снова посмотрел на Кочера, уже пристально.

– Я сдаюсь, – звонко объявил Кочер, после чего схватил пистолет, оставленный на столике покойным Ханчевым.

«Нужно было сделать это раньше, – подумал он, неумело взводя курок. – Гораздо раньше».

Бондарь стремительно приближался. Под его босыми ступнями хрустели осколки. Все громче и громче, все ближе и ближе.

– Сдаюсь, сдаюсь, – повторял Кочер как заклинание.

Пистолет показался ему необычайно тяжелым, почти неподъемным, но он справился. Его дрожащий палец нажал на спусковой крючок.

Бах! С противоположной стены с грохотом свалилась картина. Самая дорогая в коллекции Кочера, та самая, на которой была изображена битва крестоносцев с сарацинами. Бах! На скуле присевшего Бондаря появилась красная полоска, выжженная пулей.

«Заговоренный, – подумал Кочер с ужасом и изумлением. – Он даже не жмурится, когда я стреляю, дьявол!»

Бах! Взлетела вырванная из пола паркетина, а в правой руке Бондаря, как по волшебству, появился конфискованный у него «вальтер».

Из черного дула, в которое завороженно глядел Кочер, вырвался огненный плевок. Он решил, что убит, хотя почему-то продолжал слышать, видеть и ощущать происходящее.

Слышать – собственное прерывистое дыхание и частый перестук падающих на паркет капель. Видеть – бесстрастные серо-голубые глаза Бондаря в дымке такого же серо-голубого дыма. Ощущать – жгучую боль в правой руке.

Кочер посмотрел вниз. Из пропитывающегося кровью рукава кимоно торчал уродливый обрубок, лишенный двух пальцев и нижней половины ладони. Пистолета в остатке пятерни не было, лишь исковерканный кусок железа валялся на полу. На него безостановочно лилась кровь.

«Это не моя рука, – сказал себе Кочер. – И кровь не моя».

– Что это? – спросил он, кивая на выставленную вперед руку.

– Моя пуля попала в патронник твоего пистолета, когда ты нажимал спуск, – невозмутимо пояснил Бондарь – В результате произошел взрыв, правда, не такой мощный, как в ночном клубе «Приход».

– Ты искалечил меня, – догадался Кочер. – Изуродовал мне руку. Ненавижу тебя. Всех вас ненавижу и презираю. Русские свиньи.

Истекая кровью, он тяжело упал с кресла.

Для начала Бондарь оделся. Потом закурил. Мерно вдыхая и выпуская дым, он смотрел на распростертое у его ног тело. Предоставить ублюдку умереть от потери крови или нет?

Нос на лоснящемся лице Кочера заострился, кожа приобрела голубоватую бледность, вокруг сомкнутых век четко обозначились провалы глазниц. Время от времени он всхрапывал, словно во сне. А еще до ушей Бондаря доносились приглушенные звуки снаружи: гомон голосов, телефонные трели, переливчатый вой сирен. Начинался большой переполох.

Докурив сигарету, Бондарь сорвал пояс с кимоно раненого, наложил жгут на его кровоточащую руку, брезгливо прикоснулся к его груди. Сердце под его ладонью дергалось судорожно, как подыхающая жаба. Скривившись, Бондарь заставил Кочера открыть рот и влил туда немного коньяка. Подождал, пока закончится приступ булькающего кашля. Закурил снова и спросил:

– Телефон есть?

– В кармане, – простонал Кочер.

Для начала Бондарь отправил сообщение на мобильный телефон полковника Роднина, предупреждая, что через пять минут позвонит ему с чужого номера. Потом сосредоточил внимание на поскуливающем Кочере:

– Сейчас я свяжусь с начальством, представлю тебя и передам тебе трубку. Вкратце расскажешь о своих подвигах. Про совершенный теракт и про тот, который готовился. Не забудь также упомянуть заказчиков.

– Адвоката, – всхлипнул Кочер, – требую… И врача…

Наступив ему на щеку, Бондарь заставил его повернуть голову:

– Видишь меч? Адвоката и врача ты получишь не раньше, чем я отрублю тебе все, кроме головы. А потом я перевяжу тебя – перевяжу тщательно, чтобы ты выжил.

Стряхнув пепел на рыжую шевелюру, Бондарь сходил за мечом, с силой воткнул его в пол рядом с подпрыгнувшей головой Кочера и вторично набрал номер полковника. Сонный Роднин долго не мог сообразить, о чем ему толкует подчиненный, а когда сообразил, разразился негодующей тирадой. Вменяем ли капитан Бондарь? Догадывается ли он, чем пахнут подобные пьяные выходки? Не пора ли вконец охреневшему капитану в отставку?

Выслушав все это и многое другое, Бондарь сказал:

– Извините, товарищ полковник, но времени у меня в обрез. Пришлось изрядно пошуметь, так что скоро меня скрутят омоновцы. Пришлите к дому «Кутузов» людей, а лучше подъезжайте сами. Организатор расследуемого теракта ранен. Его зовут Роберт Оттович Кочер, он тоже рвется сказать вам пару слов.

Возвратив телефон владельцу, Бондарь вырвал из пола меч и провел им по поросшей рыжими волосами ляжке, давая понять, куда именно будет нацелен первый удар. Кочер заговорил в трубку с таким пылом, которого было трудно ожидать от человека, потерявшего не меньше трех литров крови.

Машинально прислушиваясь к его голосу и к ударам кувалды, доносящимся со стороны входной двери, Бондарь окинул взглядом помещение, здорово преобразившееся с тех пор, как он увидел его впервые. Благодаря разбросанным повсюду трупам и лужам крови создавалась полная иллюзия присутствия в средневековом замке. И только кисло-горькая вонь пороха напоминала, что действие происходит в современности.

– Я закончил, – отрапортовал Кочер, протягивая трубку.

Бондарь молча швырнул телефон в камин. Ему было не до разговоров. Щедро поливая руки французским коньяком, он отмывал их от запекшейся крови и пороховой гари.

Пансионат «Дубрава», принадлежавший ФСБ России, находится в Мытищинском районе. Это примерно в пяти километрах от МКАД, в лесопарковой зоне, растянувшейся вдоль берега Клязьминского водохранилища.

Зимой пятиэтажный кирпичный корпус на 200 мест, как правило, почти пустовал. Расположенный в пятидесяти метрах пляж оставался безлюдным. Лишь ветер гудел в кабинках для переодевания да уныло ржавели каркасы тентов.

Зато сосновый бор вокруг – не надышишься. Перестук электричек слышен едва-едва. Ни выхлопных газов, ни неумолчного гула автомобильных потоков. Тишь, да гладь, да божья благодать. Душа радуется. Пока не наткнешься во время прогулки на беличий трупик, растерзанный воронами.

Кровь, опять кровь, всюду кровь.

Вернувшийся в свой двухместный номер Бондарь захлопнул дверь с такой яростью, как будто именно она привела его в скверное расположение духа. Он сбросил куртку и уже собирался рухнуть с кипой свежих газет на койку, когда обнаружил там очертания тела, укрытого одеялом. По подушке растеклась волна русых волос. Фигура, принадлежавшая несомненно женщине, сохраняла полную неподвижность.