Сергей Донской - Цену жизни спроси у смерти

Беременная девчушка, сидящая по левую руку от Громова, излучала оптимизм и запах свежего молодого пота, перебивавший даже аромат дешевой парфюмерии. Несколько раз она подозрительно покосилась на лицо Громова, покрытое царапинами и ссадинами, но в основном упорно пялилась в свою книжку, опасаясь, наверное, быть втянутой в беседу со своим столь подозрительным на вид соседом.

Когда последовало объявление о начале посадки, девчушка решительно захлопнула книжку и сунула ее в карман на спинке переднего сиденья.

«Наркомент, – машинально прочел Громов перевернутое вверх ногами название. – Жизнь одна, и отнять ее так просто…» Вот уж точно подмечено. Отнять жизнь просто, слишком просто. Гораздо проще, чем подарить.

Он покосился на беременную девчушку, читающую совсем не то, что следовало в ее положении, и осторожно поинтересовался:

– Интересная книга?

Она вскинула взгляд, неодобрительно скользнула им по всем боевым отметинам на лице Громова, но в конечном итоге решила, что прямой угрозы он собой не представляет, – во всяком случае, в таком людном месте, как салон пассажирского самолета.

– Ничего, – откликнулась она. – Весело написана.

– Судя по обложке, тут речь идет о наркотиках и большой крови, – сказал Громов с некоторым недоумением. – И все равно весело?

– Ага, – беззаботно подтвердила девчушка, осторожно примеряя ремень безопасности к своему круглому животу. – Да вы можете взять эту книжку, если хотите. Я ее уже дочитала.

– А как же ваша домашняя библиотека? – удивился Громов. – Разве не хочется ее пополнить?

– Зачем?

– Ну… Так принято, разве нет?

Девчушка пренебрежительно наморщила нос:

– Это же бандитский роман! Когда подрастет мой сын, – она ткнула себя пальцем в живот, – никаких наркоментов и бандитских группировок в России уже не останется. – Девчушка улыбнулась. – Так что можете смело забирать эту книгу. Мне и моим детям она уже не пригодится.

Громов сначала просто улыбнулся ей в ответ, а потом запрокинул голову и расхохотался так весело и искренне, как не получалось у него уже много-много лет подряд.

Нет, он все же не зря жил на этом свете. Ради того, чтобы о бандитах перестали писать и читать, стоило и жить, и умирать, и опять жить, чтобы умирать снова.

Кроме того, разве у него и остальных людей имелся какой-то иной выбор?