Росс Макдональд - Беда идет по следу

Словно по молчаливому уговору, мы старались не упоминать о смерти Сью. Мы вообще очень мало говорили, берегли дыхание, чтобы хватило сил бегать и плавать. Берег был дикий, без волнорезов, и потому скакать на высоченных могучих валах, разбивавшихся о песок, было так же трудно и восхитительно, как на норовистой лошади.

Мери была очень похожа на дельфина. Позабыв о мрачных мыслях, она резвилась, подобно молодому животному. Утомившись, мы легли на чистый крупный песок, и, пока она спала, я любовался ею. Любовался покатыми плечами, завитками медовых волос на шее, округлыми руками, продолговатыми загорелыми бедрами, изящным изгибом спины и полнотой ягодиц. Я не касался ее и не разговаривал с ней, но я запомнил ее тело.

Настроение у нее снова испортилось с наступлением темноты. Мы прогуливались по берегу вдоль гостиницы, где поужинали. Вечерний бриз подул со стороны исчезающего в темноте моря. Рокот почти невидимых волн, то накатывавших, то отступавших, напоминал печальные мотивы здешних мест.

– Мне холодно, – пожаловалась Мери. Держа ее под руку, я почувствовал, что она немного дрожит. – И страшно, – добавила она.

– Вам надо пропустить еще стаканчик. А может, два.

– Лучше уж дюжину, чего там. Но ведь от этого забудешь лишь ненадолго.

– Что забудешь?

– То, что я чувствую. Мне неуютно, одиноко и страшно. Я ненавижу этот остров, Сэм. Мне кажется, что случится что-то ужасное, если я тут останусь.

– Что-то ужасное уже случилось, но не с вами. Подобный взгляд эгоистичен, но когда кто-то умирает у тебя на глазах, радует, что это не ты. На войне чувствительность у любого человека зарастает рубцовой тканью.

– Но разве война имеет отношение к случившемуся несчастью?

– Я уже высказывал свою точку зрения. Но я не знаю. Вспомните, что говорил Джин Халфорд о вражеских агентах на этих островах? Примерно тогда настроение у Сью изменилось, а вскоре-вскоре она умерла. Кто знает, была тут какая-то связь?

– Не говорите так, прошу вас. Вы еще больше меня пугаете.

Сейчас мы стояли и смотрели друг на друга, одни на темном пустынном берегу. Я придвинулся, чтобы разглядеть лицо Мери. Глаза у нее стали черными, цвета ночного неба, а пунцовые губы жалобно задрожали.

– Чего вы боитесь? – спросил я. – Не могу понять. Или вы думаете о том же?

– О чем?

– О том, что смерть Сью связана с войной.

– Нет, не совсем. Но мы работали вместе и занимались одним делом. Если Сью убили, то тот или те, кто убил ее, могут попытаться убить и меня. Я понимаю, что мои слова звучат по-детски, но я боюсь.

– Вы уже говорили, но, по-моему, у вас нет причин для страха. Или вы знаете больше, чем я?

– Нет, нет. Именно это-то и ужасно. Для того, что случилось, не было никаких причин.

– Ну хорошо. Если вы напуганы, почему бы вам не уехать с острова? Вернитесь к родным в Штаты. Многие не могут жить на Оаху, и вы, вероятно, тоже.

– Я уезжаю, – тихо, но решительно сказала Мери. – Без Сью я не смогу работать на радио. Утром я уволилась.

– Потерять сразу вас обеих – большой удар для радиостанции.

– Считаете меня предательницей?

– Чушь, – сказал я. – Человек должен сам распоряжаться собственной жизнью. Если на Оаху вам страшно, значит, надо уехать.

Вдалеке на берегу заговорили орудия. Мери прильнула ко мне, и я, обнимая ее за плечи, чувствовал, как напрягается в ее теле каждый нерв.

– Не бойтесь, – сказал я, – это у них обычная противовоздушная подготовка, тут это каждый вечер.

Трассирующие снаряды взмывали в небо светящимися шарами, будто запущенные жонглером, замысловатые и пугающие. Орудия затарахтели чаще, переходя на хриплое крещендо. Длинные белые лучи прожекторов прочесывали черную пустоту, перекрещиваясь и сплетаясь, подобно что-то судорожно нащупывающим пальцам.

Обхватив другой рукой Мери за талию, я заставил ее повернуться ко мне.

– Поцелуй меня, – попросила она.

Мы стояли под полосатым, как зебра, небом, обнявшись и ощущая лишь одурь и теплоту, до тех пор, пока грохот орудий и биение наших сердец не слились в едином ритме.

Я снова увидел Мери, когда позади остались пять тысяч миль и две недели.

Встреча не была случайной. Наше знакомство длилось чуть более суток, но мы оба хотели продолжения.

Перед тем как расстаться в тот вечер на Гавайях, мы обменялись адресами и телефонами.

Я сохранил свою холостяцкую квартиру в Детройте, сдав ее на время приятелю. Добравшись домой, я поселился вместе с ним. За первую неделю ничего особенного в Детройте не случилось, если не считать того, что случилось со мной. Отправившись навестить свою давнюю подружку Сандру, я узнал, что она уехала. Жила она теперь во Флориде, с молодым-премолодым мужем-летчиком, приписанным к Песаколе. Воспоминания о Мери настолько смягчили удар, что я и сам удивился собственному безразличию.

Меня устраивало холостяцкое житье с соседом, репортером утренней газеты, по имени Джо Скотт. Сидя дома, я наверстывал упущенное: читал и выпивал. Пил я в основном пиво, и то по вечерам, потому что бежать мне было не от чего, я был там, где хотел быть. Я поприсутствовал на нескольких спектаклях, поболтался на нескольких вечеринках, где очутился среди знакомых, но не среди друзей. Почти все мои друзья служили в Вашингтоне или в Управлении военной информации за границей. И все же приятно было пожить дома двадцать дней. Не прошло и недели, а мне уже стало страшно думать, что придется вернуться на Тихий океан. Я вновь чувствовал себя гражданским, и если что-то вызывало во мне досаду, то я радовался тому, что это не море, не солнце и не экран радара. Заодно с войной и смерть Сью Шолто забылась, как предрассветный кошмар.

Куда живей и ярче были воспоминания о загорелом стройном теле лежавшей на песке Мери, о свежести ее губ и о том, как она обнимала меня в тот вечер.

Страшное событие снова напомнило о себе накануне того дня, когда она позвонила. Я отправился в Анн-Арбор нанести визит вежливости жене Эрика Свана.

Я и так оттянул эту поездку на неделю, и откладывать дольше было невозможно. Мне было неловко за Эрика, хотя объективно у меня не имелось для этого оснований. Сообщение о смерти Сью появилось только в местной гавайской прессе. Эрик был упомянут мимоходом, как один из участников вечеринки, дававших показания. И все же я ощущал неловкость, лишь усугубившуюся в присутствии любящей верной жены.

Элен Сван была крупная блондинка со светлой кожей, в отличие от Сью Шолто не особенно темпераментная и не особенно нервная. Типичная домохозяйка, только бездетная, и потому расходовавшая весь накопившийся у нее запас любви на мужа.

– Вы ведь видели Эрика? – спросила Элен, воздав для начала должное моему загару и воспев счастливую звезду, благодаря которой я вернулся домой. – Он мне написал, но расскажите, как он, у него все нормально?