Ростислав Самбук - Ювелир с улицы Капуцинов

Петро шел медленно, опираясь на палку. Эту палку подарила ему Катруся перед самым отъездом. Отобрала противную палку, которую Богдан купил по дешевке на базаре, и вынесла эту — из красного дерева, инкрустированную серебром.

— Отцовская, — объяснила.

Петро посмотрел девушке в глаза и заметил что-то такое, чего раньше в них не было, — грусть, затаенную нежность.

— Не надо, — попробовал отказаться. — Это ведь память.

— Возьмите! — неожиданно рассердилась Катруся. — И не разговаривайте!

— Фью-ю-ю!.. — удивленно присвистнул Богдан. — Уж коль сестрица дарит Петру отцовскую палку, то, значит, в лесу медведь издох или…

— Замолчи! — процедила Катруся, покраснев.

Кирилюк взял палку и, опираясь на нее, прошелся по комнате. Богдан насмешливо следил за ним, и Петро заранее ждал какого-нибудь ехидного замечания друга. Ждать пришлось недолго.

— Такие батяры [14] Хулиганы (польск.) . , прошу прощенья, — завел Бог­дан, — до войны гуляли по Студенческой. Одеты экстра-люкс, а в голове пусто. Пройдется такой тип несколько раз, подхватит какую-нибудь потаскушку и, простите…

— И тебе не стыдно? — вскочила Катруся. — И это называется брат — он погубит свою сестру. Знает ведь, что Петру такая палка просто необходима, а мелет, мелет… — Подошла к Петру, поправила на нем галстук. Глаза ее смотрели выжидающе, словно о чем-то спрашивали.

Он невольно сделал шаг в направлении Катруси, но тут снова загудел Богдан:

— Смотрю я на вас — и слов не нахожу. Если бы не знал сестрицу, то подумал бы — жених и невеста, а то и вовсе молодожены…

Катруся резко обернулась, как бы собираясь сказать что-то гневное, но вдруг оробела, смутилась, стала как будто даже меньше ростом. Устало махнула рукой и вышла на кухню.

— И с чего это она?! — удивился Богдан. Петро хотел было промолчать, но не смог сдержать раздражения.

— Что тебе от нее нужно?

Эта картина живо возникла в его памяти. И в поезде и сейчас его не оставляло чувство, что между ним и Катрусей что-то недоговорено. Вспоминал ее выжидающие, тревожные глаза и корил себя за то, что не нашел тогда слов, которые развеяли бы эту тревогу.

Задумавшись, Кирилюк столкнулся с пожилым че­ловеком в черном старомодном костюме. Старик разглядывал витрину с камуфляжными окороками и колбасами из папье-маше. Он гневно посмотрел на Петра, побагровел и, брызгая слюной, грубо выругался. Этот инцидент возвратил Петра к действительности.

Вспомнился Берлин, каким он сохранился в памяти с детства, когда прилавки гастрономических магазинов гнулись от настоящих окороков. Теперь крикливые витрины и золотые вывески вставали перед Кирилюком в их подлинном виде — обшарпанные, но принаряженные и чуть-чуть подновленные, чтобы как-нибудь скрыть их убогость.

Это развеселило Петра, и он уже совсем уверенно перешагнул через порог магазина Ганса Кремера. На вопрос, можно ли увидеть хозяина, отозвался старый, с морщинистым лицом приказчик. Он смерил посетителя с головы до ног хитрым взглядом маленьких водянистых глаз и ответил вопросом на вопрос:

— Господин хочет что-нибудь приобрести у нас? Для этого отнюдь не обязательно вызывать хозяина.

— А если я ничего не собираюсь покупать? — спросил Петро.

— Тогда тем более незачем хозяина тревожить, — огрызнулся приказчик. — Но может быть, господин просто ошибся адресом?

— Вы хотите сказать, что я нахожусь не в магазине господина Ганса Кремера, — язвительно произнес Петро.

Это подействовало. Продавец что-то шепнул девушке, которая стояла рядом за прилавком, и юркнул в маленькую дверь. Прошло минут пять. Петру казалось, что портьера, прикрывавшая дверь, шевельнулась, точно кто-то подсматривал из-за нее. Еще через несколько минут явился приказчик и пригласил Кирилюка следовать за собой.

Они миновали загроможденный коридорчик, спустились по винтовой лестнице и очутились перед обитой железом дверью.

— Сюда, — сказал продавец.

Петро вошел в большой кабинет с зарешеченными окнами и массивными сейфами. Из-за письменного стола на него смотрел седой худенький человечек с усталым, бледным лицом. Не поднялся и не отве­тил на приветствие, а нетерпеливо постукивал пальцами по столу, всем своим видом показывая, что не имеет ни времени, ни желания вести пустые разговоры.

— Я привез письмо от вашего племянника Карла, — начал Петро, усаживаясь возле стола.

Ганс Кремер не проявил никакого интереса к словам посетителя. Петро не спеша вытащил конверт и подал его Кремеру.

Над содержанием письма думали долго вместе с Богданом и Зарембой, отклоняя вариант за вариантом, покамест, наконец, не остановились на немногословном деловом рекомендательном письме. Напечатали его на машинке. Подпись скопировал опытный гравер, который приготовил Петру и документы, — не какую-то там посредственную “липу”, а надежные, солидные документы, лучше даже настоящих, как уверял гравер.

Старик внимательно прочитал письмо, запрятал его в ящик стола. Петро внутренне напрягся: сейчас Кре­мер может задать один из тех вопросов, на которые он не сумеет ответить. Ведь Кирилюк и в глаза не видел этого племянника Карла, и старику легко будет уличить того, кто выдает себя за его приятеля. И все же он будет изворачиваться, как только сможет. В конце концов Герман Шпехт не такой уж и близкий друг этого юнца Карла Кремера, чтобы быть подробно осведомленным о его жизни. Если ювелир даже и заподозрит его, то не больше чем в мелком шантаже, а это не так уже страшно: уголовная полиция — не гестапо, он всегда успеет вовремя исчезнуть.

Ганс Кремер поднял на Кирилюка глаза, сухо сказал:

— Слушаю вас.

— Я думал, вам интересно будет побеседовать с человеком, который лишь вчера видел Карла…

— Вы думаете?.. — промямлил Кремер, но, должно быть, почувствовав, что хотя бы для приличия следует проявить какой-то интерес к родному племяннику, вяло спросил: — Как его дела?

— К сожалению, не блестящие. Я оставил его в Кракове. Карл заболел воспалением легких.

Кирилюку показалось, что в комнате кто-то вдруг начал пилить дрова. Иллюзия была настолько сильной, что он оглянулся, но, никого не увидев, понял: это смеется Кремер. Да, старик смеялся — с хрипом и дребезжанием; казалось, старая, ржавая пила врезалась в гнилое дерево.

— Ха-ха-ха… Этот шалопай уж всегда влипнет… Ха-ха… Я так и знал… Не одно, так другое… Однако почему он очутился в Кракове?

Ответ на этот вопрос был подробно продуман.

— Один из наших общих знакомых порекомендовал господину Кремеру встретиться со мной. Я тоже ювелир и помог ему провести одну интересную сделку. Он уже собрался ехать дальше, но вдруг заболел…

— И написал письмо, — продолжал Кремер, — рекомендуя вас как солидного человека, чуть ли не своего друга.