Иван Головченко - Черная тропа

Однотомник рассказов и повестей И. Головченко знакомит читателя с трудной, ответственной и почетной работой советских чекистов, охраняющих покой и мирную жизнь наших людей.

Повествуя о тайной войне империалистических разведок против СССР, автор широко использует богатый документальный материал.

Автор стремился показать своих героев такими, какими наблюдал их в жизни, а также знал по совместной работе в органах госбезопасности. Не прибегая ко всякого рода литературным ухищрениям, писатель правдиво и просто рассказывает о действительных событиях и фактах, жизненно достоверных, а потому и убедительных.

Книга И. Головченко учит бдительности, честности, отваге и мужеству в служении Родине.

Город спит. Уже недалеко до рассвета. В бойкой и шумной жизни его магистралей это, пожалуй, самый безмятежный час.

Алексею Петровичу Павленко кажется, что он проснулся от тишины. Он выходит на балкон покурить и долго стоит у перил, глядя на знакомые кварталы, теряющиеся в смутно мерцающей мгле.

Он хорошо знает этот город еще с предвоенной поры, любит мозаику его кварталов, простор новых улиц и площадей, стройные силуэты тополей вдоль проспекта, бессонные огни вокзала, дальнюю колоннаду заводских труб.

Завод... Когда-то Павленко сам привычно входил в механический цех, к своему продольно-строгальному станку, рассматривал чертежи заданных деталей и, включив станок, следил, как, подобно маленькому плугу, резец весело и быстро ведет по металлу сверкающую борозду.

В те годы завод был совсем маленький, такой, каким его построил заезжий бельгийский купчина. Позже, в тридцатых годах, рядом с приземистыми зданиями старых цехов торжественно встали железобетонные громадины, стеклянные вершины которых были видны издалека.

Быть может, странно, что и теперь, через много лет, прошедших с того времени, когда Павленко работал у станка, его по-прежнему привлекает сам облик завода, привлекает и смутно волнует, порождая чувство легкой, неизъяснимой грусти. Свет над заводскими корпусами, еле различимый отсюда вечером, к ночи становится ярким и манящим.

Есть что-то праздничное в этом ночном облике завода.

Возможно, что чувство, похожее на грусть, которое испытывает в эти минуты Павленко, коренится в первых, неповторимых радостях, пережитых давно, в начале его трудового пути. Сколько чудесных вещей могли бы изготовить его руки! Но у человека — одна жизнь, а время не возвращается. И Алексею Петровичу не приходится сожалеть об ушедших годах — они были заполнены кропотливым и сложным трудом.

В этот предутренний час улицы города пустынны. Не спит только ночная смена на заводе. Не спят машинисты паровозов, стрелочники, дежурные врачи, ночные сторожа... Павленко невольно сравнивает себя с ночным сторожем. Впрочем, это сравнение принадлежит не ему. Его сын, еще совсем маленький Юра, как-то спросил:

— Почему ты опять ночью не был дома? Ты ночной сторож, да, папа?

Гладя его кудрявую головку, Павленко отвечал:

— Да, сынок...

Юрий вырос и уже стал врачом. В письмах он зачастую спрашивал: «Не пора ли на пенсию, отец?» И Павленко не знал, что ему ответить: сын даже не догадывался, что это был обидный, намекающий на старость, вопрос.

«Так, ночной сторож... — говорил себе Павленко. — Чем же он плох, твой пост? Пусть спокойно спят дети в этих притихших домах, — ты охраняешь их сон. Пусть уверенно трудятся мастера, никто им не помешает». И Алексей Петрович ловил себя на мысли, что, даже любуясь родным городом, раскинувшимся в долине, он смотрит со своей профессиональной точки зрения. Что ж, и это в порядке вещей. Если бы здесь рядом стоял художник, его, пожалуй, увлекла бы игра светотеней на призмах и квадратах крыш. Архитектора заинтересовали бы пропорции зданий. Крановщик подумал бы о жаркой работе на высоте, над этими башнями и куполами. Строитель — о точном воплощении чертежей... А он, «ночной сторож» города, думал об охране его ясного покоя.

Только понятие ночи у него было свое. Ночь представлялась Павленко не такой, какой знает ее каждый с детских лет. Она невольно вызывала в нем представление о каком-то средоточии зла, тайных недобрых помыслов, ухищрений, жестокости и коварства.

И Алексей Петрович возвращается мысленно к последней почте, к самодельному треугольнику письма, отравленного злобой. Где, под какой из этих крыш живет человек, сочиняющий такие письма?

Спит город... Спят тысячи людей. Но где-то не спят, притаились ночные тени зла.

Нет, Павленко нисколько не жалеет об избранном пути. Правда, он многое мог бы сделать со времени своей юности и на заводе, множество прекрасных вещей. Но оберегать самую жизнь мастеров, их труд, кров и очаг, их счастье, не в этом ли гордость твоя, чекист, безвестный ночной страж Родины?

Он возвращается к письменному столу. Теперь уже не уснуть до рассвета. Но эта бессонница охраняет спокойный сон других, и если она сменится сознанием до конца исполненного долга, это и будет его наградой.

Вчера утром полковник Павленко разбирал почту. За три дня, которые он находился в отъезде, накопилось много писем, журналов, газет. В стопе официальных пакетов, меченных штампом и скрепленных сургучными печатями, его внимание привлек скромный самодельный треугольник без обратного адреса.

«Кажется, анонимка», — подумал Алексей Петрович и отложил треугольник в сторону. Он не терпел анонимок, за которыми, как правило, скрывались мелкие дрязги, сомнительные репутации, уязвленное самолюбие.

Звонок телефона заставил его на минуту оторваться от просмотра почты. Говорил секретарь обкома.

— Алексей Петрович, не могли бы вы приехать сейчас ко мне?

«Встречались недавно, — подумал Павленко, — что могло случиться?» Он вызвал машину.

Уже направляясь к выходу и мельком взглянув на стол, он снова обратил внимание на самодельный треугольник. Уж эти анонимщики! Каждый обязательно раскрывает какую-то тайну. А на поверку оказывается, что человек перессорился с соседями, недоволен начальством или стремится занять заманчивую должность: Какая же тайна в этом письме?..

Павленко развернул треугольник, пробежал глазами крупные печатные строки, усмехнулся и спрятал анонимку в карман. Было ощущение, словно он прикоснулся к чему-то грязному. «Впрочем, — решил Павленко,— на досуге нужно будет обдумать, кому и зачем могла понадобиться эта наивная клевета...»

Секретарь обкома Гаенко встретил полковника в своем кабинете, как обычно, приветливо.