Иван Головченко - Первая ошибка

Сквозь дремоту Александр Петрович Головин слышал, как в смежной комнате о чем-то препирались жена и сын.

Не оформляясь в отчетливые слова, разговор доносился до него, как назойливое жужжание двух голосов.

«О чем это они»? — вяло подумал Александр Петрович и снова погрузился в то дремотное полузабытье, которое было его обычным послеобеденным отдыхом.

Но именно тогда, когда сознание его, казалось, совсем выключилось, в мозгу внезапно из каких-то неведомых глубин всплыло одно короткое слово:

«Ошибка!»

Очнувшись, Александр Петрович прислушался к спору между женой и сыном. Ясное дело, Вовка упрямится, не хочет переписать упражнение, но Анна, как всегда, неумолима. И откуда у нее это умение настоять на своем? Без окрика, без шума, с терпеливой, спокойной ласковостью. Вот и сейчас: уже умолк спор, слышно, как Вовка придвигает к столику стул…

Александр Петрович закрывает глаза. Полежать бы еще минут двадцать. В последнее время ему просто необходима такая короткая передышка между дневной и вечерней работой. По-видимому, сказывается переутомление, да и годы берут свое…

Сквозь опущенную темную штору дневной свет едва просеивается в окно, и комната тонет в мягком полумраке. Этот полумрак действует на Александра Петровича убаюкивающе. Но сегодня сон и дрема бегут от него. Подслушанное слово «ошибка» тревожит его и покалывает, как заноза. Словно давно уже сидела она в его теле, и теперь от одного неосторожного прикосновения пораженное место снова заныло и заболело.

«Ну и что же? Видно, недаром говорится, что не ошибается тот, кто не работает», — попытался успокоить себя Александр Петрович и тут же сам себе возразил: «Но есть и другая истина: «Ошибка ошибке — рознь». Не всякую ошибку можно безболезненно исправить, как исправляет их Вовка в своей тетради. Допустим, ошибся конструктор самолета в своих расчетах. Хорошо еще, если дело обойдется порчей машины при испытании, одними материальными потерями. Но может погибнуть и летчик! А взять ошибку врача у операционного стола? Она может стоить больному жизни. Или рассеянность провизора? Напутал что-то в рецепте, проглядел какую-то запятую в дозировке, и целебное лекарство, прописанное врачом, становится смертельным ядом… А разве не было случаев во время войны, когда ошибка командира приводила не только к провалу задуманной операции и потере боевой техники, но и к бессмысленной гибели солдат? В любой профессии, в любой области малейший просчет может повлечь за собой совершенно неожиданные по масштабам последствия. Не мешало бы об этом подумать тем, кто всерьез отстаивает «право на ошибку». Посадить бы их этак на год к нам в управление да поставить лицом к лицу с людьми, судьбы которых мы решаем. Хотя бы с этим Санько!»

Перед мысленным взором полковника снова встала картина сегодняшнего допроса арестованного. Побледневшее исхудалое лицо, густо заросшее рыжей щетиной. Копна растрепанных волос, которых давно не касался гребень. А главное, этот отрешенный от всего окружающего взгляд. Казалось, что арестованный, израсходовав все аргументы в свою защиту, безропотно подчинился неизбежному и с каким-то тупым безразличием ждал решения своей судьбы. Скорее по инерции, чем в сознательном стремлении оправдаться, он на все вопросы неизменно отвечал одно:

— Я никого не убивал. Отпустите меня!

Полковник приказал увести Санько и еще раз внимательно пересмотрел материалы в лежавшей перед ним папке. В свое время заместитель Александра Петровича, подполковник Клебанов, познакомил его с ходом следствия и привел веские аргументы, изобличающие Санько. Дело о двойном убийстве в селе Веселом было направлено в суд. Доводы Клебанова казались тогда Головину вполне убедительными. Конечно, в мелкие детали и все перипетии следствия он не вникал, так как смог положиться на своего заместителя, человека опытного и знающего. Головин вообще был противником мелочной опеки, связывающей инициативу сотрудников. И вот, оказывается, переоценив Клебанова, он допустил оплошность. Не так уж было все просто и ясно с этим Санько, как показалось на первый взгляд!

Нетерпеливое желание поскорее разобраться в своих сомнениях заставило полковника Головина вернуться в управление госбезопасности раньше обычного.

— Суд возвратил нам дело об убийстве в селе Веселое на доследование, — сообщил он Клебанову, вызвав его в свой кабинет. — Кажется, мы проявили излишнюю поспешность в своих выводах…

Откинувшись на спинку кресла, Клебанов спокойно закурил папиросу.

— Посудите сами: за два дня до убийства Санько с кулаками набросился на бригадира и угрожал ему расправой! У того же Санько изъято охотничье ружье, а именно из охотничьего ружья был произведен выстрел. У него найден баббит, из которого изготовлены пули-жеканы. Какие же нужны еще доказательства?

— Однако подсудимый Санько на суде заявил, что в вечер, когда произошло убийство, он находился в соседнем селе…

Клебанов равнодушно усмехнулся.

— Стремясь уйти от наказания, — неохотно молвил он, — преступник всегда ищет какого-нибудь оправдания… В данном случае и оправдания-то были явно несостоятельны. Санько утверждает, что в вечер убийства он находился у своего приятеля, в селе Христовое. А этот приятель, некто Демченко, на следствии показал, что уже с неделю и в глаза его не видал.

— Но жена приятеля, Екатерина Демченко, на суде заявила иное. Она подтвердила, что обвиняемый в тот вечер действительно был в Христовом. Вы опрашивали жену Демченко?

— По моему вызову она вместе с мужем пришла в сельсовет, но сказалась больной, и мне пришлось ее отпустить. Женщина действительно едва на ногах держалась.

— И все время, пока шло следствие, она болела?

Благодушное выражение постепенно начало исчезать с лица Клебанова, тонкие его губы вздрогнули и поджались.

— При вторичном моем приезде в Христовое я разыскал Демченко, — сказал он обиженно, — чтобы поговорить с мужем и женой, так сказать, в интимной обстановке.

— И что же показала женщина?

— Она подтвердила слова мужа. Сначала, правда, пробовала отмолчаться. Уж больно она застенчивая, что ли…

— А чем вы объясняете то обстоятельство, что на суде она изменила свои показания?

— Да это же яснее ясного, — оживился Клебанов. — Сговор с обвиняемым в том, какие показания давать. Что-нибудь пообещал или просто разжалобил… Знаем мы эти штучки! А в суде не разобрались, что и как. Да и зачем им голову ломать, если гораздо проще — возвратить дело на доследование! Но, спрашивается, что доследовать? Совершенно очевидно, что убийца — Санько. Против него все доказательства.