Иван Дорба - Белые тени

Вскоре на пригорке среди купы деревьев замелькали огоньки небольшого ресторанчика «Якорь». Они вошли в уютный садик, где стояло несколько мраморных столиков. Над ними свисали подвешенные к деревьям разноцветные фонарики. Посреди сада была танцевальная площадка.

Аркаша на ходу говорил, что сюда полакомиться далматинской кухней под глоток доброго далматинского вина приезжают белградские гурманы.

Аркадий был здесь частым и желанным гостем. Столкнула его судьба со старым знакомым кафанщиком Драгутиным и с его дочерью Зорой в Далмации года два тому назад при весьма драматических обстоятельствах.

Засидевшись однажды допоздна у друзей, он, тогда еще недавно произведенный подпоручик, возвращался по пустынным улицам города. И вдруг до его уха донесся слабый, сдавленный женский крик о помощи. Не раздумывая ни минуты, он кинулся в темную подворотню, вбежал во двор и при свете тусклого фонаря увидел, как двое здоровенных парней держат за руки девушку, почти девчонку, а третий, насильно открыв ей рот, пытается влить ей в горло водку. Первые двое, как сразу понял Аркадий, были бродяги, факины, как их называли в Далмации, третий, молодой, с иголочки одетый человек, наверняка принадлежал к высшему сословию или золотой молодежи. Аркадий кинулся вперед. Все кончилось очень быстро, так быстро, что Аркадий даже посмотрел по сторонам, не надо ли хватить еще кого-нибудь, потом поглядел на свои окровавленные белые перчатки, и в этот момент девушка кинулась к нему, и он увидел ее широко открытые от ужаса глаза и совсем юное, почти детское лицо.

— Не бойтесь, куда вас провести? Где вы живете?

— За углом кафана «У островитянина», газда там мой отец, — пролепетала она. — Ой, что это со мной, голова... — Она схватила его за рукав и стала медленно клониться долу. Аркадий бережно взял ее на руки и понес к «Островитянину». По дороге она пришла в себя, Аркадий это почувствовал, но глаза не открыла, а только обняла его одной рукой за шею, доверчиво, как ребенок отца. На пороге кафаны их встретил перепуганный Драгутин и обалдело посмотрел сначала на Аркадия, а потом на дочь.

— Драгутин? — удивленно спросил Попов, пожимая руку кафанщику, — в целости и сохранности принес твою дочь.

— Какая встреча! — произнес Драгутин. — А я вот сюда переехал из Билечи. Что случилось? — Он кинулся вызывать полицию.

Полицейский писарь, завсегдатай «Островитянина», с двумя жандармами и собакой побежали сразу же по горячим следам за преступниками. Взяты они были там же, во дворе, и отведены в довольно плачевном состоянии в участок, а оттуда в тюремную больницу.

Дня через два Аркадия вызвал к себе адмирал.

— Ты что там натворил? Прокурор на тебя жалуется. Изувечил троих каким-то тяжелым предметом.

— Вот этим! — И Аркадий показал кулак и сбитые пальцы. И рассказал все как было.

— Я так прокурору и сказал: «Зачем ему тяжелый предмет? У него удар сто килограммов». И все-таки перестарался, советую со своими кулаками обращаться осторожней. Неровен час кого убьешь! Говорят, ты одному своротил скулу, порвал какие-то связки, выбил зубы, другому сломал три ребра, но на этих наплевать, это отпетые бандиты, беда с третьим, сыном богатого торговца, ему ты проломил нос, искалечил, можно сказать, на всю жизнь, и отец грозит подать в суд. Через три дня, как тебе известно, «Галеб» выходит в кругосветное плавание. Я зачислил тебя младшим помощником капитана. Уезжай отсюда поскорее.

— Большое спасибо! — сказал Аркадий.

— А девушка твоя тоже в больнице, у нее нервный шок. — Да ты чего переполошился? Понравилась? Выбрось ее из головы, тебе она не пара, — сказал адмирал. У него была дочь на выданье, и Аркадий знал, что он ей нравится.

Перед отплытием Аркадий с букетом белых роз забежал «на минуточку» посетить больную и просидел добрых три часа.

Так Аркадий влюбился. Да и как было не влюбиться, когда она встретила его, вся зардевшись, с сияющими от счастья глазами-звездами и долго не отпускала его руку, и ее пальчики чуть дрожали в его огромной ладони, а он все боялся, как бы не сдавить их по привычке вместо литого мяча, не сделать ей больно.

На другой день он ушел в кругосветное плавание, потом начались маневры, а после маневров, когда Аркадий зашел к «Островитянину», оказалось, что Зорица учится в закрытом пансионате в другом городе, где живут ее тетки. И образ красивой далматки стал блекнуть в его памяти. Вскоре его часть была передислоцирована в Земун, и все-таки он посылал на праздники поздравления и получал старательно написанные нетвердой девичьей рукой ответы.

Так миновало почти два года. И вдруг пришло длинное письмо. Отец Зорицы, Драгутин, пространно писал о том, что выпущенные из тюрьмы хулиганы подожгли его дом, и, не будь страховки, он остался бы нищим. Что проклятые насильники клянутся «позабавиться еще с девчонкой и разделаться с офицером». Что он с дочерью намеревается уехать в Сербию, может быть, даже в Белград. Потом шла приписка от Зорицы, в которой последняя фраза была тщательно вымарана.

Аркадия это письмо взволновало необычайно. Он хотел даже отпроситься у начальства и поехать узнать подробности и, может быть, помочь, но ответа на телеграмму не получил. Оставалось одно — ждать.

Прошло три месяца. И вот однажды в газете его внимание привлекла реклама. В ней господа офицеры приглашались посетить новооткрывшийся ресторан «Якорь», расположенный неподалеку от их соединения, и отведать отличную далматинскую кухню и доброе вино с Корчулы.

У Аркадия екнуло сердце, и он тотчас после занятий отправился разыскивать «Якорь». И вскоре с сильно бьющимся сердцем ступил через порог еще пахнущего свежей краской ресторана. В зале никого не было, у стойки дремал кельнер. При виде офицера он осклабился, взмахнул салфеткой.

— Мне нужна ваша молодая хозяйка... — начал прерывающимся от волнения голосом Аркадий.

— Госпожа Зора! Вас тут господин офицер спрашивает, — крикнул кельнер, приоткрыв дверь, ведущую, видимо, в мансарду. И в тот же миг дробно застучали по лестнице каблучки.

«Она». Прежде всего он увидел ее глаза, широко открытые, таящие в себе страх и надежду, и вдруг из них брызнула всепобеждающая радость. Лицо чуть побледнело, осветилось улыбкой, потом дрогнули уголки губ, в глазах сверкнули слезы, она остановилась и схватилась рукой за стойку, чтобы не упасть.

Такова была их встреча летом 1938-го. И с тех пор они часто были вместе. Жениться согласно уставу он еще не мог, да и в будущем вряд ли ему разрешили бы жениться на дочери кафанщика. И хотя Драгутин ворчал на дочь и без конца твердил ей: «Пойми, детка, не дозволят ему жениться на тебе, ты ему не пара!» — Зорица в ответ только весело смеялась. Ей важно было другое: любит или нет, а он любил!