Иван Дорба - Белые тени

— Не каждое, но частенько. Вот на той неделе тетя Маня женскую сумочку с пашпортом нашла.

«Настоящие документы! Паспорта, военные билеты, удостоверения, справки, печати, штампы, необходимые для разведки как воздух. Идут праздники, будет много пьяных. Может, и я соберу богатую жатву!»

Подошли праздники. Околов решил побывать на Красной площади, но это было не так просто. В колоннах шли коллективы заводов, фабрик, предприятий, учреждений. Все знали друг друга. Но ему таки удалось, как отставшему, пристроиться к небольшому коллективу ремонтной мастерской.

Он очутился на Красной площади, ликующей, радостной, освещенной солнцем и улыбками людей, затянутой алым кумачом, с громом музыки, криками «ура!» и множеством искусственных цветов, разноцветных шаров, транспарантов, знамен, портретов и с тысячами глаз, устремленных на Мавзолей, где стоял Сталин.

К своему удивлению, Околов поддался общему гипнозу, пожирал глазами стоявшего в простой солдатской шинели и фуражке усатого человека и тоже что-то кричал.

Вернулся домой он поздно и очень расстроенный. Чтобы встать рано утром, «отнести мусор» и снова бродить весь день, заводить знакомства в столовых и шашлычных, увы, как оказалось, бесплодные и бесперспективные. И даже урки не воровали, видимо, из уважения к Октябрю. Никто не бросал документы ни в почтовый ящик, ни тем более в мусорный.

Покинул Москву только 13 ноября, злой и обескураженный.

Околов приехал в Краснодар с твердо сложившимся решением уйти до снега в Польшу. Щедрый, солнечный юг встретил его ласковым теплом, обилием фруктов, овощей, вина и... неожиданностями. В Краснодаре шла пробная мобилизация.

Колков был спокойнее, в глазах не горели недобрые огоньки. Он ушел с работы, получил увольнительную и готовился уезжать с тем, чтобы к двадцатым числам, когда наступят безлунные ночи, быть в Минске. Не надеясь больше на встречу с Околовым, он решил податься в Польшу.

— Что можем мы сделать? Мы не виноваты, что нам не дали военных билетов! Ну их к черту! — И нехорошо выругался.

— Ты не прав. Тебя кормили, поили, учили уму-разуму, потом снабдили деньгами и документами, предоставили возможность жить на родине и заниматься чем хочешь, пообещали помогать и впредь тебе и твоим товарищам, а что ты сделал для них? Ничего! Да будет тебе известно, что разведчики всех мастей должны знать, где в Советском Союзе есть успехи, а где хвастовство. Я уверен, что многие успехи — туфта. И начальство большей частью влюблено в собственную мудрость.

— Что ты предлагаешь? Давать ложные сведения? — засмеялся Колков и сердито рубанул рукою воздух. — В Германии сейчас действуют несколько конкурирующих между собой разведок. Там с туфтой далеко не уедешь.

Околов снисходительно улыбнулся углами губ, похлопал Колкова по плечу:

— Запомни, выигрывает умнейший и у немцев, и тот, чье мнение будет совпадать с желанием божественного фюрера.

«Готовность к насилию, лжесвидетельству и доносу — залог быстрого выдвижения и «сладкой жизни». Подлость тщеславна и более чем что-либо другое мечтает о сытости и удовольствиях», — вспомнил Колков слова Кучерова. — Впрочем, — заключил он, — это относится и ко мне, и к Жоржу Околову. Жоржу — этому лицемерному аскету».

— Вот посмотри, — продолжал Околов, вынимая из кармана записную книжку, — она полна заметок, и очень ценных. Ты возьмешь кое-что у меня и этим подтвердишь мои сведения, и напишешь о Краснодаре... Умей действовать, дорогой мой разведчик. Что ты узнал о Блаудисе?

— Ежедневно ходил на Заречную, видел Блаудиса. Он обычно уходит с работы около семи. Был пекарем, сейчас заведует складом.

— Нам надо встретиться с Блаудисом вечером, — сказал Околов. — Поезд на Москву отбывает в двадцать два часа пять минут.

— Неподалеку от склада футбольная площадка, небольшой детский городок и беседка, — заговорил Колков. — Сейчас там по вечерам мрачно и пустынно. Там можно и поговорить.

Операцию они разработали подробнейшим образом. Она заключалась в следующем: Околов должен был ждать Блаудиса на скамейке, примерно в двадцати шагах от беседки, у стены которой в тени должен был притаиться Колков с пистолетом наготове. По знаку он обязан был, в зависимости от ситуации, либо сразу стрелять в Блаудиса, либо бесшумно подойти и приставить к его затылку дуло пистолета. Расчет был на темноту и дождь, который лил уже второй день. У Блаудиса следовало выяснить: когда и при каких обстоятельствах был оп арестован; в каких лагерях и тюрьмах побывал, с какими иностранными разведчиками встречался, связан ли с советской разведкой, в какой мере и с кем именно? Околову предстояло допросить Блаудиса, пользуясь посулами, обещаниями и открытой угрозой. Вопросник, подготовленный англичанами, Околову казался устарелым. Он знал его наизусть.

На все это, по расчетам Околова, должно было пойти два — два с половиной часа. Был предусмотрен и заход на квартиру к Блаудису, если потребуется дополнительный материал. Взята для камуфляжа бутылка водки и колечко колбасы.

На другой день вечером Околов и Колков, расплатившись с хозяйкой дома, собрав вещи и имея в карманах билеты на поезд, поехали трамваем на окраину города и остановились у футбольной площадки, через которую вела тропинка в сторону Заречной улицы.

Они уселись на скамейку возле беседки. Моросил дождь. Было темно. Когда стрелка часов приближалась к семи, Околов послал Александра наблюдать за тропинкой. И тут же Колков махнул рукой, что означало «идет».

Едва высокая фигура Блаудиса показалась возле беседки, Околов неслышно подкрался к нему сзади и негромко произнес пароль, который дала ему английская разведка и которым так неудачно воспользовался чуть не двадцать лет назад Кучеров:

— Петер Янович! Я от Гаврила Петровича, сына вашего...

— А сами кто будете?

— Товарищ его, Лука... Пройдемте в беседку. Привет вам от Джона Блейка.

Тот хмуро с высоты своего роста посмотрел на Околова и буркнул:

— Пойдемте... Я ведь уже старик. — И грузно сел на мокрую скамью.

— Нам о вас все известно, — жестко заговорил Околов. — Поэтому отвечайте начистоту, это в ваших интересах. Почему вас так быстро выпустили из тюрьмы?

— Вы сами виноваты в том, что меня посадили, — неопределенно произнес Блаудис.

— Ну ладно, ладно. Говори: кто остался у тебя верный из людей? Только не скажи случайно, что у тебя верный Николаев.

После недолгих препирательств Блаудис на клочке бумаги записал адреса и фамилии двух человек, сказав при этом, что эти люди верные и надежные, но очень старые и, может быть, уже умерли.

— В английском банке у тебя вырос немалый счет, — многозначительно заметил Околов. — За вранье его могут ликвидировать. Подумай, не найдется ли кто помоложе из людей.