Рахим Эсенов - Легион обреченных

Мадер тогда собрался сам лететь в Туркмению. На симферопольском аэродроме с нашим самолетом что-то произошло, на самом взлете. Летчик был немец, иначе кое-кому из группы не миновать бы расстрела. Но в гестапо нас все равно затаскали. Мадер всех выручил — не знаю как, но гестаповцы наконец отвязались.

Мы жили в Ялте, в бывшем пионерском лагере, и однажды меня вызвал Сулейменов. Я вошел к нему и обомлел: посредине комнаты на стуле сидел раздетый до пояса мой друг Непес Шамамедов, бортмеханик группы. Мы с ним еще в херсонском лагере подружились. Связанный по рукам, с рассеченной щекой, вспухшими от побоев губами. А в глазах такая ненависть! Сулейменов, мерзавец, тыкал ему в лицо тростью. Мадер и Абдуллаев, спокойненько покуривая, сидели на диване и молча наблюдали за самосудом.

Виноват во всем был Ислам Дарганли. Поскрипывая деревянным протезом, он тоже зашел в комнату, следом за мной. Потом-то я догадался, что меня умышленно завели туда... Мадер считает себя психологом, хотел понаблюдать, как я поведу себя на допросе. Так знай: Дарганли — подонок и провокатор, я недавно многое о нем узнал. В прошлом летчик-штурман. Немецкие зенитки сбили его самолет над Крымом. Он выбросился с парашютом. Его, тяжелораненого, укрыла семья старого коммуниста, ушедшего в партизаны. Дарганли выхаживали как малого, отыскали врача, который ампутировал ему ногу, пораженную гангреной. Словом, советские люди спасли его от верной смерти. И ты знаешь, как он поступил? Окрепнув и излечившись от ран, предал своих спасителей, даже хирурга. Ценою их жизни он спас свою шкуру и пошел на услужение к фашистам. Его и подобрал Мадер...

Когда с фронта возвращаются тысячи изувеченных людей, такие, как Дарганли, — удобное прикрытие для шпиона. Кто из советских людей заподозрит в инвалиде врага? А он, подонок, выказывая свою преданность барону, любит повторять: «Сам господин Мадер заказал мне в Берлине протез! Таких в СССР еще и через два века не придумают!» Иуда боготворит Мадера, но тот испытывает к нему брезгливое чувство. Я замечал это не раз.

Дарганли удалось влезть в душу Шамамедова. По простоте душевной Непес признался ему, что неоднократно бежал из плена. Немцы ловили его у самой линии фронта, но каждый раз он выдавал себя за другого. Так избегал расстрела. Шамамедов тоже не его фамилия. Настоящую он и мне не сказал... Непес не оставлял мыслей о нашем побеге, но допустил роковую ошибку, предложил Дарганли присоединиться к нам, даже не посоветовавшись со мной.

— В воздухе мы, летчики, сами хозяева, — забросил удочку провокатор. — Тебе опыта в побегах не занимать. Давай выкладывай, вместе обмозгуем.

Непес и попался на крючок. Мне-то про свою откровенность с Дарганли он сказал после. Но было уже поздно.

Шамамедов выложил провокатору все детали нашего плана захватить самолет в воздухе. Над Кавказскими хребтами надо обезоружить остальных в группе и силой принудить летчика приземлиться на ближайшем советском аэродроме.

— Тамошние аэродромы я знаю хорошо, — заключил Непес.

— А третий кто? — не утерпел Дарганли.

— В воздухе узнаешь. — Шамамедов решил не называть моего имени. — Человек он надежный. Не беспокойся.

Дарганли все донес Мадеру. Майор хотел было передать Непеса на расправу в гестапо, но передумал. Как бы самому не пришлось расхлебывать всю кашу. Этот факт мог вызвать неудовольствие в верхах. Кто знает, как расценит его начальство, какой ход дадут истории с бортмехаником группы? Не положит ли это конец карьере самого Мадера? В последнее время участились случаи, когда агенты, завербованные из числа военнопленных и забрасываемые в советский тыл, убивают своих инструкторов и руководителей групп, а сами приходят с повинной в органы госбезопасности...

Посоветовавшись с Сулейменовым и Абдуллаевым, майор решил шума не поднимать и полета не откладывать, а в воздухе опередить нас: расправиться с Шамамедовым и, если третье лицо реальное, то и с ним... Видишь ли, Мадер не очень-то верит этому Дарганли, думает, что тот просто набивает себе цену. Но с полетом, как видишь, не выгорело. Мадер, боясь огласки, утаил все от гестапо, решив сам учинить суд над Непесом с помощью своих подручных.

— Кто третий? — спрашивал Сулейменов. — Скажешь?

— Скажу. Ты!

Сулейменов в исступлении колотил Шамамедова тростью. На голой спине у бедняги прямо на моих глазах вздувались красные, кровоточащие полосы. Бил его до тех пор, пока трость не переломилась...

Непес тоже в долгу не остался, поднялся и головой ударил того в живот. Сам не удержался, упал, и Сулейменов не устоял: одна-то нога у него короче. На Донбассе он командовал карательным взводом, и там в бою с партизанами его ранило. Бог шельму метит. Партизаны окружили карателей, но Сулейменову удалось вырваться. Когда партизаны все же нагнали его, он метнул в них гранату. С испугу-то не рассчитал, граната ударилась о ближайшее дерево, разорвалась, и осколок задел его в ногу. И все-таки спасся, гадина.

Абдуллаев помог подняться Сулейменову, усадил на стул Шамамедова и с такой силой ударил его кованым каблуком, что Непес слетел на пол, ударившись головой о железную ножку кровати, и потерял сознание.

Я повернулся, вижу, как Дарганли злорадно ухмыляется. Зверь!.. Человек умирает, а он радуется. Потом Непес открыл глаза, зашевелился.

— Так кто третий? — Мадер стоял над распростершимся на голом полу Непесом.

— Может быть, Кулов? — угодливо вставил Дарганли.

— Сейчас не время старые счеты сводить, — сказал Мадер. Он знал, что мы с Дарганли постоянно ссорились. — Если вы не смогли узнать третьего, то потрудитесь, эфенди Дарганли, придержать язык за зубами. Теперь вашей помощи не требуется, я сам отыщу. Если вздумаете с кем-либо поделиться этой историей, не забудьте сказать, что вторым-то вы были сами... — Мадер обвел глазами всех, кто находился в комнате. — А может, вам самому не хотелось вылетать из Крыма?.. Кто отвечал за техническое состояние самолета? Немецкий пилот и вы! В аварии самолета тень падает и на вас. Вы — крымский татарин. Здесь, в Крыму, проживают ваши родичи, вы обзавелись какими-то сомнительными знакомствами с женщинами, и потому, наверное, не было особой охоты улетать из родных мест в неизвестность...

Ошеломленный Дарганли хотел что-то возразить, но майор тоном, не допускающим возражения, добавил:

— Учтите, мой эфенди, что маленький язык, как говорят на Востоке, нередко бывает причиной больших несчастий.

Дарганли выскочил из комнаты как ошпаренный. Я остался. Шамамедов снова был без сознания.

— Может, третьего и не было, господин майор? — Хитрец Сулейменов решил, что Мадер ждет именно такого вопроса. — Шамамедов поверил Дарганли, значит, не мог от него скрыть своего единомышленника. Неужели ему чужая жизнь дороже своей? Теперь же Дарганли нам просто голову морочит, хочет поводить нас за нос и сорвать задание.