Джек Хиггинс - Год тигра

– Видите, я могу удовлетворить любое ваше желание, – сказал он.

Шавасс вынул сигарету и наклонился к пламени зажигалки, которую протянул ему китаец.

– А своего производства не потребляете? – спросил он.

Ли приятно улыбнулся.

– Но виргинский табак исключительного качества, – ответил он. – Придет время, а оно непременно придет, и мы будем курить только его.

– Осторожнее, товарищ. В Пекине такое заявление истолкуют как измену, – предупредил Шавасс.

Полковник Ли вновь улыбнулся и, вынув из пачки сигарету, вставил ее в изящный мундштук, выточенный из жадеита.

– Но мы, мой друг, не в Пекине, – ответил он. – Здесь я в полной безопасности.

Говорил полковник тихим, приятным голосом. Настроение у него было превосходным, и Шавасс, к своему глубокому сожалению, наконец понял, что попал в лапы к очень опытному мастеру ведения допросов.

– Ну и что дальше? – спросил англичанин.

– Все зависит только от вас, – пожал плечами Ли. – Если мы найдем с вами общий язык, то вам ничто не грозит.

Шавасс оживился. Получалось, что полковник явно предлагал ему сотрудничество. «Что ж, такой прием допроса стар как мир», – подумал англичанин и, выпустив изо рта клубы табачного дыма, спросил:

– Итак, вы даете мне шанс?

– Ну конечно, – ответил полковник. – Единственное, что от вас требуется, – это назвать свое настоящее имя и рассказать, зачем вы приехали в Чангу.

– И что будет со мной, если я вам это расскажу? – спросил Шавасс.

– К тем, кто открыто признается в содеянных ими проступках, мы относимся благосклонно, – ответил Ли.

Шавасс рассмеялся и затушил сигарету в жадеитовой пепельнице.

– Если это единственное, что вы можете мне предложить, то продаваться вам я не стану, – сказал он.

Китаец постучал своей узкой ладонью по крышке стола и задумчиво произнес:

– Ну что ж, очень жаль.

Было видно, что он сильно разочарован ответом внимательно слушавшего его англичанина.

– Вы действительно об этом жалеете?

– Да, – ответил Ли. – Мы с вами находимся по разные стороны баррикад. Я не идеалист в политике и тем более не фанатик. Просто человек, который всегда привык приспосабливаться к генеральной линии нашей партии.

– Уверен, что вам это хорошо удается, – с иронией в голосе заметил англичанин.

– Да, пока неплохо. Я всегда держу нос по ветру, – улыбнулся китаец и собрал в стопку лежавшие на столе бумаги. – Но время передумать у вас еще есть.

Шавасс покачал головой.

– Нет, полковник, спасибо, – ответил он. – Так что можете смело переходить к фазе два.

– К фазе два? – сдвинув брови, переспросил Ли. – Извините, но я вас не понял.

– Но вы же должны строго следовать инструкциям, а точнее, последней установке ЦК вашей компартии по методам обращения с врагами народа и политическими заключенными. Первую часть допроса вы провели блестяще, с полным знанием учения товарища Павлова.

Полковник Ли глубоко вздохнул.

– У вас странные понятия о нас, – сказал он и нажал на кнопку в столе.

Через секунду в кабинет вошел сержант и встал за спиной арестованного.

Шавасс вяло поднялся со стула.

– И что теперь? – спросил он Ли.

Тот, пожав плечами, ответил:

– Теперь все зависит только от вас. Я могу дать вам несколько часов на размышления. Ну а потом...

Полковник вновь пожал плечами и, взяв со стола рапорт, открыл его.

В коридоре Шавасса ждали конвойные. Сержант пошел первым, за ним – англичанин, а следом – вооруженные винтовками солдаты. Они спустились по каменной лестнице в подвал и свернули в ярко освещенный коридор, вдоль стены которого тянулся длинный ряд массивных деревянных дверей. Остановившись у одной из них, сержант открыл ее и кивком указал арестованному на вход.

Шавасс прошел в небольшую тюремную камеру, размером не более шести квадратных футов. У стены стояла железная койка. Окна в этом каменном мешке не было. Как только за спиной Шавасса захлопнулась дверь, в камере стало совсем темно. Касаясь руками мокрых стен, он осторожно пробрался к койке. Постели на ней не было, но Шавасс пребывал в таком состоянии, что мог бы заснуть и на полу. Он улегся на кровать, и тотчас ржавые пружины больно впились ему в спину.

Дышать в одиночке было легче, чем в общей камере. Как ни странно, Шавасс сразу же расслабился, напряжение постепенно стало спадать. Однако усталость не проходила. Все конечности ломило, а рана на лбу постоянно давала о себе знать тупой ноющей болью.

Он тяжело вздохнул и закрыл глаза. И тут над его дверью громко зазвонил звонок и замигала красная лампочка.

Шавасс, готовый к самому худшему, поднялся с койки. Нервы его были напряжены до предела, к горлу подступила тошнота.

Вскоре в замочной скважине с противным скрипом повернулся ключ, дверь распахнулась, и в ее ярко освещенном проеме Шавасс увидел низкорослого сержанта. Он стоял, упираясь руками в бока, и улыбался. Шавасс вышел из камеры и в сопровождении все того же конвоя направился по коридору. Сержант, как и прежде шедший впереди, открыл в торце коридора дверь, и они вышли на улицу. Было темно, с неба лило как из ведра.

Сержант направился к стоявшему возле барака грузовику и исчез в темноте. Шавасс остался стоять посередине двора с двумя солдатами. Холодный, пронизывающий ветер дул ему в спину. Вглядываясь в темный силуэт военной машины, он тщетно пытался понять, что же задумали китайцы. Внезапно вспыхнувшие фары грузовика высветили в ночной темноте фигуру Шавасса.

Неожиданно появился сержант. В руке его англичанин увидел автоматический пистолет. Китаец дал знак конвойным, и те тут же исчезли. Некоторое время Шавассу казалось, что они с сержантом остались наедине. Не сводя глаз с пистолета, он сделал осторожный шаг вперед, и тут его сзади окатили ледяной водой. Шавасс, шатаясь, обернулся, и следующая порция воды попала ему в лицо. Проморгавшись, он увидел перед собой смеющихся конвоиров. У каждого в руке было по пустому ведру.

На пронизывающем ветру, да еще в промокшей одежде, Шавассу стало невыносимо холодно. Он сделал неуверенный шаг в направлении солдат и тут получил от сержанта сильнейший удар по почкам. Трое китайцев набросились на упавшего Шавасса и принялись бить его ногами. Англичанин на мгновение открыл глаза и тут же закрыл их: от ослепительного света фар грузовика им стало нестерпимо больно. Его подняли с мокрой булыжной мостовой и поволокли к ярко освещенному подъезду казармы.

Шавасс нисколько не удивился, когда увидел себя возле кабинета полковника Ли. Сержант постучал в дверь, и двое конвойных, втащив англичанина внутрь, поставили его посередине комнаты. Шавасс второй раз за эту ночь посмотрел на себя в зеркало. Вид у него был ужасный: волосы прилипли ко лбу, один глаз полузакрыт, на правой скуле, раздувшейся от побоев, темнел огромный синяк, а из распухшего рта на рубашку стекала кровь.