Олен Стейнхауэр - Турист

Она позвонила Джорджу и попросила прислать фотографии Джима Пирсона и Максимилиана Гржибовски, помощников сенатора от Миннесоты Натана Ирвина. Часом позже снимки уже были в ее почтовом ящике.

Около четырех Симмонс приехала на Парк-Слоуп, но на этот раз не стала прятаться, а оставила машину на Гарфилд-стрит, чуть ли не у передней двери, и, нажав кнопку звонка, известила Тину Уивер, что у нее гости. В этот раз Тина пребывала в заметно лучшем настроении, возможно, еще и потому, что мусор наконец убрали и в квартире стало просторнее и светлее. Вовсе даже и неплохое местечко, чтобы скоротать воскресный вечерок.

По пути Джанет купила коробочку печенья — наградить Стефани за найденную зажигалку, — и девочка обрадовалась гостье сильнее, чем можно было ожидать. Потом они устроились на диване, Симмонс открыла лэптоп и продемонстрировала хозяйке фотографии Джима Пирсона и Максимилиана Гржибовски. Не то чтобы она совсем этого не ожидала, но все же, когда Тина покачала головой и твердо заявила, что видит этих людей впервые, ее последние надежды смела волна отчаяния.

Тина попросила рассказать о Примакове, и Симмонс, не видя причин скрывать от нее семейную тайну Мило, выложила историю без купюр. К концу повествования все трое — и рассказчица, и обе слушательницы — прониклись к Эллен смешанным чувством восхищения и ужаса. Какая женщина! Какая жизнь!

— Господи, — покачала головой Тина, — это так рок-н-ролльно.

Симмонс рассмеялась, а Стефани повторила:

— Рок-н-ролльно?

Вернувшись в отель, она долго не могла уснуть. Удивление (и даже восхищение) схлынуло, а злость осталась. Девчонка-психотерапевт снова заведет песню о мании величия. Мегаломаны не могут смириться с тем, что они не в состоянии контролировать постоянно меняющуюся ситуацию. Еще хуже им приходится, когда они узнают, что не только не контролируют ситуацию, но что есть кто-то еще, кто-то, направлявший все их действия.

Закончилось тем, что она схватила трубку, позвонила оператору ООН и потребовала дать ей нью-йоркский номер Евгения Примакова. Оператор ответила, что мистера Примакова в Нью-Йорке уже нет, что он улетел утром и, по имеющейся информации, находится в отпуске, но с ним можно будет связаться через брюссельский офис после 17 сентября. Симмонс едва не разбила гостиничный телефон, швырнув трубку на рычаг.

Злость прошла, осталось ощущение пустоты и усталости. Она вспомнила, с какой энергией взялась за дело вначале, в Блэкдейле. С тех пор ее мотор работал на полном газу целый месяц. Рано или поздно топливо должно было израсходоваться — так что все логично.

Утром Джанет доехала на метро до Фоули-сквер, вошла в ГЦПЗ, претерпела очередное унижение, вывернув карманы перед строгой охраной, и попросила разрешения поговорить с Мило Уивером.

Его привели — в наручниках. Он показался ей утомленным, но здоровым. Побои, которым подвергали его в камере на авеню Америк, напоминали о себе только бледными синяками. Мило даже набрал пару фунтов и уже не смущал ее налитыми кровью глазами.

— Здравствуйте, Мило, — сказала она, когда охранник, опустившись на колени, приковал заключенного к стулу. — А вы неплохо выглядите.

— Кормят здесь отлично. — Он улыбнулся охраннику, и тот, поднявшись, ухмыльнулся в ответ. — Правда, Грегг?

— Правда.

— Фантастика.

Грегг вышел, запер за собой дверь, но остался у зарешеченного окошка — на всякий случай. Симмонс села и положила руки на стол.

— До вас тут новости доходят?

— Грегг подсовывает тайком «Санди таймс», — кивнул Мило и, понизив голос, добавил: — Вы только не распространяйтесь, ладно?

Симмонс жестом показала, что рот у нее на замке.

— Сегодня утром в номере отеля обнаружено тело Фицхью.

Мило удивленно заморгал — но было ли удивление искренним? Она не знала, потому что, даже изучив его досье и добравшись до сокровенных уголков прошлого, так и не разгадала загадку этого человека.

— Как же так…

— Да. Как же так?

— И кто?..

— Коронер говорит, самоубийство. Застрелился из собственного пистолета, оставил записку.

В глазах изумление. Игра?

— Что в записке? — спросил Мило.

— Много всякого. Текст бессвязный, почерк сбивчивый. Наверное, писал под градусом. На столике початая бутылка скотча. Просит прощения у жены — мол, был плохим мужем и все такое. Есть и о деле. Берет на себя вину за смерть Грейнджера. Вроде бы тот лишь исполнял его приказы. Повторяет, по сути, то, что говорил вам Грейнджер. То, чему вы, по вашим словам, не верили.

— Насчет самоубийства сомнений нет?

— Оснований подозревать что-то другое нет. Может быть, вы хотите что-то рассказать?

Мило уперся взглядом в стол. О чем он думал?

— В субботу вечером, примерно в то самое время, когда умер Фицхью, я сделала для себя одно небольшое открытие, в некотором смысле представившее все случившееся в ином свете, и решила проверить свои предположения сегодня.

— Что за открытие?

— На следующий день после вашего возвращения на авеню Америк Фицхью получил конверт с русским паспортом на ваше имя. Паспорт был настоящий, но Теренс так и не задал главный вопрос: кто его прислал?

— Мне бы тоже хотелось это знать.

Симмонс улыбнулась.

— Вы ведь знаете. Ваш отец, Евгений Примаков. Он прислал паспорт, чтобы подтолкнуть меня к более глубокому расследованию. В результате я вышла на вашего деда, а потом и на самого Евгения.

Мило молчал. Ждал.

— Ловкий ход, признаю. Он мог бы прислать паспорт напрямую мне, однако предпочел Теренса, зная, что тот с радостью похвастает передо мной своей удачей. Теренс считал, что паспорт станет решающей уликой против вас, но эффект получился обратный. Он привел меня к Примакову, у которого случайно нашлась фотография, где Фицхью запечатлен с Романом Угримовым. Он тоже случайно оказался в городе именно в это время. Удивительное совпадение.

— По-моему, Джанет, у вас слишком богатое воображение. Вам всюду мерещатся заговоры.

— Может быть, — легко согласилась Симмонс, потому что в душе хотела, чтобы так оно и было. Никому не нравится чувствовать себя простаком, которого водят за нос. И все же она знала: правда, пусть и неприятная, именно такова. — Проделано было красиво. Ваш отец присылает нечто, вроде бы изобличающее вас как русского шпиона, но в итоге приводящее к уликам против Фицхью. Должно быть, отец очень вас любит, если пошел на такой риск.

— Ерунда, — возразил Мило. — Как он мог предвидеть, что вы пойдете именно этим путем?

Она ответила моментально, потому что сама задавала себе тот же вопрос.

— Ваш отец знал — может быть, вы ему рассказали, — что наше министерство не в лучших отношениях с Компанией. Он знал, что я начну копать поглубже — хотя бы ради того, чтобы прижать ваше ведомство. А в результате выяснилось, что никакого русского «крота» не было, а был только агент с трудным детством.