Борис Акунин - Квест

Расстояние было ерундовское, шагов пять. Не хватило доли секунды.

Громов уже выскочил в коридор, когда его догнала пуля 45 калибра и швырнула на пол, словно тряпичную куклу.

, думал Гальтон на протяжении всего сумбурного разговора. Даже ради спасения демократии и нейтрализации большевистской угрозы. Сама мысль о том, что можно выстрелить в человека с таким умным, острым, живым взглядом, была невообразима. Норд не считал себя слюнтяем, он бывал в разных передрягах, где приходилось убивать, чтобы не быть убитым, но есть вещи, которых уважающий себя индивидуум не может совершить ни при каких обстоятельствах. Вот если бы Громов сам набросился или сделал нечто, представляющее прямую и непосредственную угрозу, — тогда другое дело.

И провидение, благоволящее принципиальным людям, словно подслушало эту мольбу. Всё произошло легко и быстро, будто само собой.

Директор сорвался с места, стал звать охрану, и рука Гальтона выполнила всю работу без участия рассудка, рефлекторно. Кисть дернулась в нужном направлении, указательный палец нажал на спуск.

Когда Гальтон склонился над телом, всё было уже кончено. Пуля угодила под левую лопатку, точнехонько в сердце. С такой раной смерть наступает в течение одной, максимум двух минут.

Внизу хлопнула дверь, загрохотали сапоги.

— Тревога! — орали во дворе.

Хоть каждая секунда была на счету, доктор всё же сделал главное: вернулся к картине и заглянул в незапертый сейф. Увы, ничего похожего на сыворотку там не было, лишь тоненький файл. Может быть, там записана химическая формула?

Сунув папку под рубашку, Норд распахнул окно и прыгнул со второго этажа. Приземлился удачно, на корточки.

Из дома охраны выбегали люди в гимнастерках. У ворот кто-то выстрелил — кажется, в воздух.

Чужого заметили, когда Гальтон был уже возле забора.

— Сектор восемь! Вон он! Огонь!

Прыжок — и Норд ухватился за веревку. Несколько мощных рывков — оседлал забор.

Ударили выстрелы — частые, меткие. Воздух вокруг наполнился визгом и свистом, но беглец перекувырнулся и свалился на ту сторону.

Усыпленный чекист еще не очнулся, с этим Гальтону повезло. Иначе он несомненно нарвался бы на пулю. Но от соседнего угла, ближе всего расположенного к роще, стреляя с локтя, бежал другой дозорный. Этого так или иначе требовалось нейтрализовать, он загораживал единственный путь отхода.

Стрелять по силуэту, плюющемуся огненными искрами, это вам не в безоружного. Доктор опустился на колено, взял упор, прицелился.

«Boom! Boom!» — рявкнул «кольт». Силуэт исчез.

Теперь вперед, к роще.

Норд был уверен, что, услышав пальбу, Витек немедленно смылся и придется удирать на своих двоих, но впереди зафырчал мотор, и на дорогу из кустов выехал «форд», болтая распахнутой дверцей.

— Запрыгивай, Котовский!

С разбегу доктор упал на мягкое сиденье. Такси подпрыгнуло на обочине и начало набирать скорость.

— Запалился? — возбужденно кричал Витек. — Это ты шмалял? Или в тебя?

— По-всякому. Гони!

Сзади снова грянули выстрелы — чекисты тоже добежали до рощи и, наверное, увидели в темноте габаритные огни машины.

От крыши жахнул рикошет. С треском разлетелось заднее стекло.

— Давай газ! Газ!

Мотор заревел что было мочи. Но еще яростней взревело в голове у Норда. Она мотнулась в сторону, и доктор кулем вывалился в незакрытую дверцу автомобиля. Он несколько раз перевернулся, но удара о землю не почувствовал.

В себя Гальтон приходил, как после мучительного, неотвязного сна. Долго не мог разлепить глаза, потом хлопал ими и щурился, не в силах уразуметь, где он и что с ним. Вроде темно, но воздух прогрет солнцем. Почему-то пахнет сыростью, затхлой водой. И кто-то монотонно мурлычет песню на непонятном языке:

— What the hell… Что за бред? — пробормотал доктор, протирая глаза.

— Песня такая, цыганская. По-русски тоже есть: «Тут подвалил ко мне легавый, на муху взял и ксиву отобрал». Не слыхал?

— Нет…

Обстановка была такая: Гальтон лежал в узкой земляной щели, края которой поросли травой; наверху синело небо, позолоченное солнцем; рядом сидел Витек и жевал соломинку.

— Где мы? — спросил Норд. Вся левая часть головы будто онемела.

— В канаве. Отремался? Тебя пулей по башке вжикнуло. Метко стреляют начальники.

— В какой канаве?

Доктор привстал. Его сразу замутило, пришлось опереться о стенку.

— Не высовывайся!

— Почему?

Он плюхнулся обратно на дно канавы, но все же кое-что разглядеть успел. Канава оказалась кюветом, вырытым вдоль дороги. По краям дороги зеленели деревья и кусты.

— Куда ты меня отвез?

— Никуда. — Цыган сплюнул. — Хорошо начальники не заметили, что ты из машины вывалился. Я ее подальше отогнал, потом вернулся, подобрал тебя.

— Значит, мы все еще в роще?!

— Ага.

Норд снова высунулся, уже осторожнее. Голова кружилась, земля противоестественно раскачивалась, но теперь удалось сориентироваться. Слева за деревьями угадывался просвет — там находилось поле, где стояла громовская дача. До нее было, наверное, метров двести.

— Почему мы так близко? Почему ты вообще вернулся, а не дал деру?

Контуженный мозг доктора потихоньку возвращался в режим более или менее нормального функционирования, даже подсказал подходящее выражение из глоссария современного литератора.

— Правило конокрада, — ухмыльнулся Витек. — Прячься там, где искать не будут. А вернулся, потому что у нас своих не бросают. Ты, Котовский, хоть и гаджо, а вел себя со мной по-честному. Наши говорят: «Кон ромэскэ допатяла, долэс ром крэпкос уважинэ». «Кто к цыгану по-хорошему, того цыган крепко уважает».

— Неужели нас не искали?

— Еще как искали! Понаехало начальников — машин, наверно, тридцать. Галдят, бегают, руками машут, туда-сюда швондрают. Не роща, а улица Тверская, ей-богу. Но потом мотоциклист приканал. Доложил, что таксюху мою нашли. Все туда рванули, а здесь тихо стало.

— Они моментально найдут тебя через таксопарк!

— Кого? Я, когда устраивался, «Виктором Цыгановым» записался. У нас, цыган, фамилиев нету и докýментов мы не признаем. Есть у меня в таксопарке кореша, но они все гадже, а я гадже домой не зову. Гадже — это нецыгане по-нашему, — объяснил Витек. — Вроде как гои у евреев. Не, Котовский, сыскать меня начальникам будет трудно. А начнут по цыганским слободам шукать — свои меня не выдадут. Ты лучше расскажи, чё ты там натворил? Грохнул директора банка, да?

Вопрос был задан с боязливым почтением. Глаза таксиста горели жадным любопытством.

Соврать человеку, который тебя спас, невозможно.