Борис Акунин - Квест

Ахнув, Курт выбежал из палаты в детскую и вернулся с бархатным мишкой в руках.

— Есть… Есть! — выкрикнул он, разрывая пальцами шов и доставая бутылочку, в которой плескалась красноватая жидкость.

Бутылочка была совсем маленькая, из толстого, полупрозрачного материала, плотно закрытая завинчивающейся серебряной пробкой в виде головы египетского бога Анубиса. [121]

— Уберите, уберите! — жалобно попросил старик. — Я не могу ее отогнать, у меня не свободны руки!

Он с испугом и отвращением смотрел на бабочку, порхавшую над аппаратом.

— Обычно они появляются только в июне, но этот май очень теплый! Их так много в парке! Как будто нарочно, чтоб меня мучить!

— У вас на них аллергия? — спросил Норд, ловя насекомое за белое крылышко с широкой дымчатой полоской. Бабочка из рода Parnassius, рассеянно подумал он и выпустил насекомое в форточку.

Как странно, что Пациент так легко отдал эликсир людям, про которых ничего не знает! Вдруг это какая-то хитрость?

О том же подумал и биохимик.

— Он нам не наврал? Поговорите с ним еще!

Но княжна печально сказала:

— Не получится. Он потерял сознание. И больше не очнется. До утра ему не дотянуть…

— Жаль, — обронил Айзенкопф, с сомнением разглядывая бутылочку. — Значит, у него уже ничего не выяснишь. Нужно уходить. Уберемся поскорей из этой полоумной страны. Мне необходимо попасть в лабораторию. Я не смогу ни спать, ни есть, пока не сделаю анализ этого состава.

— Но как быть с ним? — Норд смотрел на прерывисто дышащего старика. — Мы не можем его так оставить.

Биохимик кивнул, взбалтывая жидкость:

— Конечно, не можем. Нужно отсоединить его от аппаратов… Хм, не пенится…

— Я не позволю его убить! — воскликнул Гальтон.

Немец удивился:

— Но есть риск, что он дотянет до утра и снова попадет в руки большевиков. Вдруг они его вернут к жизни? Хотя бы ненадолго? Он может обо всем проболтаться. Зачем рисковать?

— Если есть хоть крошечная вероятность, что он выживет, бросать его нельзя! Судя по показаниям приборов, надежды нет. Но час назад он уже умирал, а потом воскрес. Дезактиватор еще не полностью нейтрализовал действие клеточного регенератора! Мы должны вывезти его отсюда. Во всяком случае, попытаться это сделать! Не забывайте: за воротами поселка ждет автомобиль.

Почесав подбородок (что было совершенно атавистическим жестом, ибо чесаться подбородок никак не мог), Айзенкопф подумал и сказал:

— Вы забыли. Он не выносит бензина. Вывезти его на автомобиле нельзя. Снова будет аллергический шок. Мы все равно его угробим. Лишь потеряем время.

Он был прав. Но оставлять старика чекистам, тем более — насильственно обрывать его жизнь Гальтон ни за что бы не согласился. Не может быть, чтоб не нашлось какое-то решение! Оно всегда есть, нужно только как следует подумать.

— Я знаю! Нужно на автомобиле доехать до деревни, которую мы видели на краю поля. Наш знакомый, мистер… — Двойная фамилия бывшего помещика вылетела из головы, и доктор нетерпеливо махнул рукой. — …Который теперь служит конюхом в колхозе, говорил, что в конюшне хорошие кони, а у председателя отличная дореволюционная бричка. Я пригоню ее сюда. Пароль известен, охрана меня не остановит. До рассвета еще есть время.

Зоя не принимала участия в споре. Она была занята только умирающим: то регулировала работу аппаратуры, то перебирала разложенные на столе хирургические инструменты и медикаменты. Потом стала заправлять шприцы.

Тем неожиданней была ее поддержка.

— Гальтон прав. Мы обязаны попытаться. Отправляйся за повозкой. Я сделаю серию укрепляющих уколов. Соберу в дорогу комплект кардиостимуляторов, аллергоблокаторов и всего, что может понадобиться. Здесь у них превосходный набор на все случаи. Скорее всего, старик скончается в дороге. Но, по крайней мере, мы не будем корить себя, что не сделали всё возможное. Поспеши!

Оказавшись в меньшинстве, Айзенкопф не стал упорствовать. Больше всего его интересовал эликсир.

— Черт побери! — Он стукнул себя по лбу. — Зачем ждать, пока я попаду в свою лабораторию? У этого чудака превосходно оборудованный кабинет со всеми необходимыми приборами и реактивами! Я сделаю анализ прямо сейчас! Сколько времени вам понадобится, Норд? Я успею?

Гальтон прикинул: добраться до гаража — десять минут; доехать до деревни — еще столько же; отыскать конюшню, разбудить конюха, запрячь повозку…

— Полагаю, что вернусь через восемьдесят — девяносто минут.

— Ну, тогда мне лучше поторопиться…

Айзенкопф выбежал из палаты, прижимая к груди драгоценную бутылочку, в которой плескалась жидкость цвета крови.

Еще быстрей, не рысцой, а размашистым стайерским бегом, мчался через парк доктор Норд. По центральной аллее, мимо клумбы с фонтаном, мимо гротов с загробными названиями, потом через поселок «Ленинский путь».

У гаража он был через семь с половиной минут, то есть с опережением намеченного графика.

Разговора с охраной доктор ждал с некоторой нервозностью. Вдруг одного пароля мало? Вдруг спросят, кто он такой, откуда взялся, да решат на всякий случай перепроверить, позвонят в Спецсектор?

Но возникла другая проблема, неожиданная. Навстречу бегущему человеку в кожаной куртке от ворот бросился человек в фуражке.

— Вы за автомашиной?

— Да. «Ильич живее…»

Не дослушав пароль, военный виновато развел руками:

— Выкатили, как велено. А сейчас проверили — колесо спущено. Меняем. Обождать придется, товарищ.

По ту сторону ворот, у автомобиля с зажженными фарами, возились двое в спецовках.

Доктор скрипнул зубами, стал смотреть на часы.

Непредвиденная задержка украла шестнадцать минут.

Наконец, можно было ехать.

— Я скоро вернусь. На бричке! — крикнул Гальтон и дал полный газ.

Он гнал по лесному шоссе на восьмидесяти, чтобы наверстать упущенное время.

На крутом повороте пришлось сбросить скорость. Норд вывернул руль, красиво описал дугу по самой обочине, выровнял машину.

Фары скользнули по стволам деревьев, по кустам и вдруг выхватили из тьмы нечто совершенно невероятное: обнаженную женскую фигуру.

Беззащитная, белая, как молоко, она стояла спиной к машине прямо посреди дороги. Гальтон вскрикнул и что было силы вжал педаль тормоза.

Его бросило лицом и грудью на руль.

, но сознания Норд не потерял, только задохнулся. Рывком выпрямился.

Машина стояла, полуразвернувшись. Женщины на дороге не было — ни голой, ни одетой. Зато разом распахнулись дверцы и в голову Гальтону уперлись два ствола.

— Рученьки остаются на руле, — сказал голос, который показался свихнувшемуся доктору знакомым.

Пистолеты — это ладно, это понятно. Но обнаженная женщина! Галлюцинация? Наваждение? Помутнение рассудка?