Чингиз Абдуллаев - Удар бумеранга

Батальон, в котором служил Вениамин, был выдвинут к границе. Им было приказано не вмешиваться во внутренние дела республики. В Москве к этому времени уже сменилась власть. Вместо крайне непопулярного Михаила Горбачева лидером стал очень популярный на тот момент Борис Ельцин. Хотелось верить, что хотя бы в России все будет нормально. Откуда им, этим российским мальчикам, оказавшимся волею судеб за тысячи километров от родных мест, было знать, что ждет их в будущем? Наступали «лихие» девяностые. В городах появились братки в малиновых пиджаках и с золотыми цепями, бандитский беспредел вовсю процветал, кучке приближенных олигархов позволили растащить достояние народа, защищенное в годы войны и восстановленное ценой напряженного изнурительного труда, подтасовочные выборы стали нормой, а потерявшие всякое представление о морали и нравственности политики откровенно презирали собственный народ. Откуда им было знать, этим молодым ребятам, что многие из них, вернувшись домой, либо погибнут от пули, либо пойдут в охранники, рискуя так же получить пулю, либо просто сопьются и окажутся на обочине жизни. Повезет очень немногим, самым бессовестным, самым расторопным, самым безжалостным.

Через три месяца, когда Вениамин уже готовился к демобилизации, его отделению приказали выдвинуться к небольшому кишлаку, находящемуся в горах. По данным командования, там были захвачены двое иностранных журналистов, освещавших местные события, супруги из Америки. При этом супруга журналиста хоть и была гражданкой Соединенных Штатов, но оказалась бывшей соотечественницей из Москвы и хорошо говорила по-русски. К слову сказать, даже посла Соединенных Штатов в Таджикистане господина Эскудейро вывозили из Душанбе на танках, чтобы спасти его от наступавших боевиков.

В кишлаке царила непривычная тишина. Отсюда ушли почти все, кто мог уйти. Не было мужчин, которые воевали за обе стороны, а иногда и просто на себя, не было детей, которых прятали от войны в других местах, не было молодых женщин, честь которых никто не смог бы защитить. В брошенном кишлаке остались только несколько старух и стариков. Тела журналистов отряд нашел сразу. Мужчину расстреляли и бросили возле дороги, а женщина была еще жива. Потом кто-то из местных рассказал, что ее насиловали всю ночь сразу несколько бандитов. Она мычала, пытаясь что-то произнести, но вместо слов вырывались лишь нечленораздельные звуки. Вениамин отогнал солдат и сам прикрыл ее принесенным одеялом. Накрывая несчастную, он невольно задел руками ее тело и вдруг почувствовал дикое желание. Может, вспомнил Тину? Мысль о том, что журналистка провела ночь сразу с несколькими мужчинами, по очереди насиловавшими ее, была ему не только противна, но и волновала, словно он сожалел, что не оказался в числе этих насильников.

К вечеру женщина умерла от потери крови, сказалось и общее стрессовое состояние.

Забрав тела журналистов, отряд вернулся в расположение части. Солдаты были потрясены увиденным, а у Вениамина желание не проходило. Сдерживаться было трудно, практически невозможно, но и найти подходящую женщину в таких условиях просто нереально. Все боялись даже выходить за пределы лагеря, понимая, что могут не вернуться обратно живыми.

Так продолжалось около двух недель. Обнаженное тело женщины снилось Вениамину по ночам, заставляя беспокойно просыпаться. Однажды он услышал шум из душевой. Вспомнив, как его прессовали «деды», он вошел туда и увидел лежащего на полу раздетого молодого солдата, которого нещадно избивали четверо «дедов».

– Отставить! – строго приказал Вениамин. – Что здесь происходит?

– Ничего, – ответил один из нападавших, – просто учим новичка. Проявил неуважение, отказался слушаться.

Молодой парень только мычал от боли, и это мычание почему-то напомнило Вениамину довольное урчание Андрея Андреевича. Вид лежавшего на полу голого молодого человека вызывал какие-то ассоциативные чувства. Он даже не понимал, что именно с ним происходит.

– Убирайтесь! – приказал солдатам Вениамин. – Все вон отсюда.

Когда они вышли, он закрыл дверь и подошел к лежащему солдату. Розовое голое тело походило на тело молодой женщины. Вениамин принес стул, сел на него, а парень наконец поднял голову.

– Ладно, успокойся, не дергайся. За что они тебя так? – пробормотал Вениамин.

– Я отказался… – простонал солдат.

– От чего отказался? – поинтересовался Вениамин. Он уже знал ответ на этот вопрос, но ему захотелось услышать его из уст самого парня.

– Они хотели меня вместо… вместо женщины, – выдохнул тот.

Он действительно похож на молодую женщину, равнодушно подумал Вениамин. Интересно, как в военкоматах отбирают в армию солдат с нетрадиционной сексуальной ориентацией?

– Ты, наверно, «голубой»? – поинтересовался он. – Только честно, не лги.

– Да. Но я не хотел с ними. Честное слово, не хотел. И ни с кем не хотел.

– Давно сюда прибыл?

– Уже две недели.

– Значит, так, – деловито начал Вениамин. – Дела твои очень плохи. У тебя на лице написано, что ты «голубой», и одному тебе здесь не выжить. Забьют до смерти, либо заставят «обслуживать» всех без исключения. Понимаешь?

– Да, – выдохнул парень. У него было разбито лицо, кровь, выступившая на губах, еще сильнее возбуждала Вениамина.

– Если хочешь, я буду твоим другом, – предложил он.

Солдат молча опустил голову.

– Не хочешь – не нужно, – равнодушно произнес Вениамин. – Тогда сам разбирайся со своими проблемами. Долго отказывать всем ты не сможешь.

– Я понимаю, – прошептал солдат.

– Значит, согласен?

– Да, – снова опустил голову солдат.

– Иди сюда, – позвал его Вениамин, чувствуя, как в нем нарастает желание. Почему-то именно кровь на лице солдата возбуждала сильнее всего. – Ближе! – приказал он, снимая ремень.

В этот день Вениамин снова почувствовал себя лучше. Гораздо лучше, чем раньше. Нет, он не позволил себе интим в прямом смысле этого слова. Всего лишь немного «развлекся». В отличие от Тины и Светы, с которыми у него были проблемы, на этот раз все прошло без проблем. И вид голого солдата, с розовым, как у женщины, телом, дрожавшего от боли и страха, напомнил юношеский эпизод с курочкой. Это было удивительное чувство, когда ощущаешь себя настоящим хозяином положения, а не статистом, как в случаях с обеими женщинами. И ему очень понравилось.

Вениамин сдержал слово: солдата больше никто не трогал, а через несколько недель пришел приказ о его переводе в другую часть. Больше Вениамин никогда его не видел, но залитое кровью лицо и страх, который явно испытывал солдат, стали теперь для него символами удовольствия. И мысль о возможном насилии все чаще и чаще посещала его в беспокойных снах.