Гривадий Горпожакс - Джин Грин – Неприкасаемый. Карьера агента ЦРУ № 014

– Что нового, Лева? – спрашивали поэта молодые люди, которые давно уже знали его и любили.

– Ну, что нового, – сказал Лева, – хвастаться особенно нечем, друзья. Вознесенский провалился в Японии, Евтушенко синим пламенем горит на Таити, один лишь я в Париже, как всегда, на «ура». Картина печальная.

Молниеносно сверкнув лукавым зеленым огоньком, глаза его потускнели: видно было, что переживает поэт неудачи своих товарищей.

– А как с Бриджит Бардо? Контакт был? – спросил Вася Снежный Человек.

– Нет, Эдди, – ответил ему Лева. – Звонила мне она в последний день, но у меня уже времени не было.

Молодые гости невежливо расхохотались. Поэт нахмурился.

– Ну, братцы, если уж вы даже этому не верите, то о чем же нам с вами разговаривать!

Гордо подняв вихрастую голову, шепча «нет пророка в своем отечестве», он направился к пиршественному столу.

Веселье продолжалось с новой силой. Присутствие знаменитости словно подлило масла в огонь.

К двенадцати часам ночи случилось то, чего больше всего боялся Арсений Горинян: вернулся хозяин квартиры академик Николаев. Он открыл дверь своим ключом, поставил в прихожей чемодан и вошел в полутемную гостиную, где оглушительно гремела музыка и мелькали незнакомые ему юные тени.

Академик отличался моложавым спортивным складом, седина его в полутьме была не видна, и поэтому на него никто не обратил внимания. Некоторое время он слонялся среди гостей, пытаясь обнаружить свою дочь и вручить ей букет горных тюльпанов, привезенных издалека, а потом остановился возле группы парней и девушек, в центре которой разглагольствовал Арсений Горинян.

Горинян как раз заканчивал разгром нового фильма Антониони, когда Инга вдруг заметила среди слушателей знакомую фигуру, курящую по-матросски – в кулак.

– Папка! – крикнула она, ринулась и зарылась головой в душистые прохладные тюльпаны.

– Отец! Отец приехал! Конь прискакал! – пронеслось по комнатам, и по меньшей мере половину гостей как ветром сдуло, хотя никаких, собственно говоря, оснований для бегства у них не было, просто сработал естественный рефлекс.

Впрочем, и у оставшихся был довольно смущенный вид, когда Инга зажгла свет и все увидели загорелого рослого мужчину с букетом в руках. Горинян стоял с открытым ртом, мрачный Гера смотрел, как медведь из берлоги, Вася Снежный Человек тренькал на одной струне, Лева Малахитов сдувал пылинки с плеч Людмилы Бруни и Пегги Пинчук, а Марк Рубинчик растерянно чиркал своей шикарной зажигалкой «ронсон», словно забыв о сигарете, торчащей у него в зубах.

– Что за паника? – молодо воскликнул академик. – Немедленно налить бокалы!

Жарким июльским утром по Сокольническому кругу плелись два американца в серых переливающихся «тропикалях» с эмблемой выставки медоборудования США: маленький пузатый Джек Цадкин, заведующий пресс-центром, и жилистый, похожий на вышедшего в отставку скакового жеребца доктор Лестер Бивер, консультант отдела анестезиологии.

– Стыд для вы, господин Цадкин, – мямлил по-русски доктор Бивер. – Почему вы не взять я на гостиница восемь часов утро остро?

– Потому что я был уверен, что вы еще дрыхнете. господин Бивер, – щеголяя своим идеальным русским, ответил Джек Цадкин.

– Стыд для вы, – обливаясь потом, канючил доктор Бивер. – Я никогда спать длинно…

Американцы остановились, посмотрели друг на друга и расхохотались.

– Но все-таки признайтесь, Джек, что я делаю успех, – сказал доктор Бивер.

– Определенно, Лестер! – весело воскликнул Цадкин. – Вам уже пора читать Достоевского в оригинале.

Они вошли в стеклянный павильон, настолько прогретый солнцем, что казалось, будто воздух в нем уплотнился и его можно резать на куски, как какое-нибудь желе. Цадкин сел к пластмассовому столику и сказал Биверу:

– Попробуйте-ка сами заказать пиво.

– Вы меня унижаете, Джек, – сказал Бивер. – Вчера в вашем присутствии я заказал целый обед и поговорил с официантом о баскетболе.

Он бодро подошел к буфетчице и сказал:

– Шу-уотч-ка, дать сейчас два пиво, плиз.

Шурочка несколько мгновений остекленело смотрела на него, а потом сказала очень отчетливо и старательно:

– With pleasure, old fellow. [110] С удовольствием, старина. (Прим. переводчиков.)

Цадкин за столиком хохотал как безумный.

Американцы подняли пузатые пол-литровые кружки, к которым они уже привыкли за две недели жизни в лесопарке Сокольники.

– Пиво они умеют делать. – чмокнув, сказал Джек Цадкин.

– Делать умеют, но не умеют консервировать, – сказал Бивер. – Русское пиво можно пить только в свежем виде, тогда как датское, например, чем старше, тем лучше.

– Ну, а что о водке, Лестер?

– Видите ли, Джек, о водке у меня есть собственная теория… – оживившись, начал Бивер, но прервался, увидев за стеклом атлетическую фигуру молодого американца, деловито идущего в сторону выставки.

– Что это за парень, Джек? – спросил он, мотнув головой в сторону атлета. – Какой-то он странный. За все две недели нашей работы я видел его раза три, не больше.

Цадкин сдержанно улыбнулся.

– Это Евгений Гринев. Он приписан к нашему пресс-центру.

– Я вам говорю, что видел его на выставке раза три, не больше, – повторил Бивер.

Цадкин осторожно осмотрелся: кафе было пусто. Шурочка, шевеля губами, читала толстый роман.

– Неужели вы не понимаете, Лестер, что это за птица? – тихо сказал Цадкин. – Когда в Штатах его зачислили в мой персонал, я попытался выяснить его медицинскую квалификацию, узнать, где он работал прежде, и тогда мне позвонили из одного правительственного учреждения и посоветовали быть не слишком любопытным. «Этот славный парень окончил медицинский факультет Колумбийского университета, служил в армии, вот все, что вам нужно знать о нем, мистер Цадкин», – сказали мне.

– Скотство! – буркнул Бивер. – Всюду лезут эти «неприкасаемые»! Хотя бы медицину оставили в покое.

– Это не наше дело, Лестер, – сказал Цадкин.

– Как это не наше? Предположим, его здесь накроют, этого «неприкасаемого», что тогда русские будут думать о всех нас, честных врачах? Ох, не нравятся мне эти «спуки»! [111] «Спук» (spook) – призрак, прозвище работников ЦРУ в США. (Прим. научного редактора.)

– Надеюсь, вы не подведете меня, Лестер? – сказал Цадкин и встал. – Впрочем, возможно, и вы «неприкасаемый»? Тоже «спук».

– Может быть, от «неприкасаемого» слышу…

До полудня Джин работал в пресс-центре, если можно назвать работой вялую пикировку с секретаршей мисс О'Флаэрти. Потом Цадкин в довольно недружелюбной форме предложил ему заняться тремя молодыми врачами из Новосибирска, хирургом и двумя рентгенологами.

– Боюсь, Джек, что это дело не по мне, – пробормотал Джин, глядя Цадкину прямо в глаза.