Чингиз Абдуллаев - Адаптация совести

Он купил в аптеке нашатырный спирт; хлороформ, вата и бинты все из того же павловского схрона у него уже были. В Витебск он возвращался через полтора часа в подавленном настроении. Все равно ничего хорошего не получится. Сначала Ирина, потом Алена, потом некая полузнакомая из Омска, карту которого он изучал… Хорошо, что сейчас карты любых городов есть в Интернете и он может спокойно прорабатывать свои путешествия, совершая их сначала в виртуальном мире.

Потом он рискнет и поедет к Алене, даже понимая, как опасно появляться в Москве. Но что делать… На него постоянно давит это проклятое чувство неудовлетворенности. Он понимает, что совершает ужасные злодеяния, но оправдывает себя тем, что иначе просто не может существовать. Если бы он мог придумать нечто иное, если бы его могли вылечить от этой зависимости… Он уже чувствовал свои пальцы на горле Ирины, ее бьющееся в предсмертном ужасе голое тело. И от этого чувствовал себя еще более мерзко, чем раньше.

Когда Баратов понял, что его могут арестовать, он даже не сделал попытки сбежать, решив подождать, чем все это закончится. Он часто спрашивал себя, почему вернулся в Пермь, понимая, что его уже ищут. Почему, когда ему позвонил капитан Лебедев, участковый их района, и спросил какая у него группа крови, он соврал — и все-таки вернулся обратно в свой город, уже наверняка зная, что его арестуют? Может, он подсознательно хотел этого ареста как своеобразной защиты от того темного ужаса, который все больше и больше захватывал его душу и разум? Может, он хотел, чтобы они его остановили вот таким образом? И только попав в тюрьму, он понял, как ошибался. Они были примитивные, злые, непонимающие люди, которые не могли и не хотели вникнуть в суть его трагедии. Кажется, только Дронго способен его понять. Но при этом он не скрывал своего неприятия, своего отвращения к преступлениям Баратова. Что же, это естественно…

Через несколько дней он поедет в Волгоград, чтобы увидеть Ирину и сделать то, что ему не хочется делать. Против чего протестует его разум — но что ему очень хочется сделать, так как его тело требует именно этого. Баратов ненавидел себя за подобное раздвоение личности, осознавая, что уже не может остановиться. И поэтому начинал ненавидеть весь мир, который оказался таким немилосердным по отношению к нему.

@Bukv = Дронго смотрел на то, что лежало перед ним. Затем тихо, словно опасаясь, что его кто-то услышит, позвал профессора Гуртуева. Казбек Измайлович быстро подошел и посмотрел на небольшой помятый блокнот, прочитал имена на первом листке блокнота, затем ошеломленно взглянул на Дронго.

— Этого не может быть, — сказал он нетвердым голосом, — этого просто не может быть.

— Помните, у Юлиана Семенова сбежавшая Кэт рассказывает Штирлицу о том, каким чудом она спаслась, и тот решает — либо это провокация Мюллера, либо тот самый чудесный случай, который известен каждому разведчику? — спросил Дронго. — У нас, кажется, тот самый чудесный случай. Виктор Андреевич, пожалуйста, идите сюда.

Резунов тоже без слов понял, что это значит.

— Неужели Баратов мог оставить такое признание своей вины? — спросил полковник. — Мне трудно в это поверить.

— Возможно, это провокация, — предположил Гуртуев. — В общении с таким типом, как Баратов, могут быть любые неожиданности.

Дронго смотрел на блокнот. Только имена. Но этот список, написанный рукой Баратова, был подлинным свидетельством его вины. Имена погибших женщин в Кургане, Уфе, Челябинске. И еще два имени и фамилии. Неизвестная им Ирина Торопова и Алена Кобец, с которой Баратов познакомился в Москве. Дронго взглянул на Резунова.

— Это Алена, которая к вам приходила, — пояснил он полковнику.

— Я догадался, — кивнул тот. — А предпоследняя фамилия? Кто это? В нашем списке ее не было.

— Возможно, потенциальная жертва, — предположил Дронго, — или фактическая; мы пока ничего не знаем. Обратите внимание, что здесь только пять фамилий. Нет убитой в Харькове, о которой он нам рассказывал, нет погибших в Астане и Павловске. Очевидно, этот список он составил сразу после убийства в Павловске. Из пятерых указанных женщин трое были убиты; одна осталась жива, хотя он уже готовил ее для следующего нападения. Остается четвертая. Или мы опоздали, или она еще жива, и тогда ей грозит самая непосредственная опасность.

— Значит, он составил этот список до того, как начал убивать именно этих женщин, — согласился Гуртуев. — Представляю, как он нервничал, когда искал свой потерявшийся блокнот.

— Похоже, он даже не догадывался, что этот блокнот мог остаться в щели за ящиком его письменного стола. Он ведь уничтожал все свои записи, все билеты, карты мобильных телефонов, любые улики, — напомнил Дронго.

— Интересно, как проверяли этот кабинет наши сотрудники, если не смогли найти такую важную улику, — разозлился Резунов.

— Блокнот попал за ящик, и его невозможно было достать, — пояснил Дронго. — Ящик нельзя вытащить до конца, это старая конструкция. И достать блокнот тоже было невозможно. Для этого нужно иметь длину моих рук. Нам просто повезло. Кажется, генерал Гордеев был прав: иногда мне действительно везет.

— Это не везение, — возразил Гуртуев. — Я же видел, как вы работали, когда сидели в его кресле. Вы пытались поставить себя на его место, пытались продумать, как вел себя Баратов в своем кабинете. Нужно было снова вернуться сюда, сесть в его кресло и проверить пространство за ящиком, который не выдвигается до конца. Это не везение, — повторил профессор, — это скорее ваш опыт.

— Нужно срочно установить, кто такая эта Ирина Торопова. — Резунов достал телефон. — Боюсь, что в нашей стране будет несколько десятков тысяч молодых женщин с таким именем и фамилией.

— Она должна быть блондинкой с характерной фигурой, в возрасте не старше тридцати пяти — сорока лет, — напомнил Дронго. — Но учтите, что ваши поиски могут и не дать положительного результата. Женщина с таким именем и фамилией может проживать в Белоруссии, Украине, Казахстане, в любой стране Средней Азии. Хотя я полагаю, что в первую очередь нужно проверить всех жительниц России с таким именем. Возможно, и среди погибших в последнее время.

— Проверим, — Резунов продиктовал по телефону имя и фамилию, приказав начать срочный розыск Ирины Тороповой.

— Я обратил внимание на географический атлас, — показал Гуртуев на небольшую темно-красную книгу, — это новый атлас прошлого года. Больше всего открывали на карте Белоруссии. Кажется, вы были правы, коллега, когда говорили о возможном убежище Баратова в соседней республике. Вот, посмотрите — сто сорок вторая и сто сорок третья страницы. Здесь Белоруссия, а здесь три прибалтийские республики.