Габор Йожеф - Операция «Катамаран»

— А товарищ Рона?

— Он был единственным, кто явился и присутствовал на заседании трибунала. В то время он уже имел звание лейтенанта народной полиции. Смело и решительно он свидетельствовал в мою пользу, защищал меня изо всех сил, даже сцепился с прокурором. Потом произошло нечто странное. Нандор Саас вдруг отказался от всех своих показаний, данных на предварительном следствии, а Роберт Хабер бесследно исчез. Говорили, бежал за границу. Позже Нандор Саас тоже последовал его примеру.

— Значит, бежали оба доносчика? Оба свидетеля обвинения?! — Тереза изумилась. — В таком случае вас должны были оправдать.

— Да, меня оправдали. Но только не из-за отсутствия состава преступления, а по недоказанности обвинения! Понимаете разницу? Приговор как бы зафиксировал — да, он преступник, но только нет доказательств!

— Я понимаю, как вы были оскорблены!

— Потом, когда я вернулся на завод «Ганз», меня избрали партийным секретарем одного из цехов. Два года спустя я стал начальником производства всего комбината. Некоторое время дела шли хорошо.

Но вот в один прекрасный день на меня вновь поступило заявление о том, что я во время войны служил в войсках СС и имел звание лейтенанта. Имени заявителя мне не назвали, но дело было заведено и процесс начат. Я был уверен, что уж на этот раз мое положение куда тверже, ведь свидетелями моей невиновности выступил не только Балинт Рона, но и сам Иштван Додек. Но я ошибался. Меня опять оправдали и освободили из-под стражи, но цена оказалась слишком высока: Рона был вскоре уволен из органов внутренних дел, и кто-то неизвестный вообще преградил ему путь на государственную службу. Что же касается Додека, то тут и вовсе произошли чудеса.

— Что же сделали с ним?

— Во время слушания моего дела вдруг «выяснилось», что Додек был карателем и охотился за партизанами. Сразу же после свидетельства в мою пользу его арестовали прямо в зале суда. Я вышел на свободу, зато посадили в тюрьму его. Он получил пять лет. Вот тогда-то Додек и придумал это выражение: «напарники». Я выхожу, он садится.

— Невероятно!

— В пятьдесят третьем году Иштван Додек был освобожден досрочно и полностью реабилитирован. Ведь он никогда не призывался в армию, не был солдатом при Хорти и просто не мог быть карателем. Балинта Рону тоже восстановили в должности и в звании. Оба они рассказали мне потом, что их в ходе процесса деликатно предупреждали: если, мол, они не покажут против меня, то сами попадут в беду. Но они не испугались и остались верны правде.

Имре умолк. Тери сидела неподвижно, боясь нарушить это молчание.

Директор вновь взял в руки отчет лаборатории и, раскрыв папку, углубился в чтение, словно забыл о девушке, сидевшей рядом.

Тери медленно поднялась, собрала чашки и вышла.

Минуту спустя она вернулась и стала на пороге.

— Скажите, товарищ Имре, зачем вы рассказали мне все это? Ведь вы сами упрекнули меня в том, что я сегодня слишком любопытна!

Имре словно не слышал ее слов.

— Потрудитесь взглянуть, здесь ли главный инженер? — Голос его прозвучал сухо, почти резко. — Если он еще не уехал, попросите зайти ко мне. Позаботьтесь также о том, чтобы все материалы к совещанию руководителей цехов и подразделений передали также в отдел информации и пропаганды — пусть подготовят заявления для печати.

Он повернулся к Терезе лицом, оглядел ее мальчишескую фигурку в голубоватом форменном халате и тепло ей улыбнулся:

— Шесть лет, Терике, это срок, за который два таких человека, как мы с вами, работающие рядом, становятся понемногу друзьями, а? В особенности если один из них останется скоро в полном одиночестве.

Каррини готовился к постепенному развитию событий, но с первого же дня началась бешеная гонка.

С утра никаких дел как будто не намечалось. Он просто сидел в своем «фиате», припарковавшись у тротуара напротив главного входа в административное здание института «Энергетика», и ждал. На сиденье рядом лежал миниатюрный фотоаппарат, вооруженный мощным телеобъективом.

В семь утра у подъезда никакого движения не наблюдалось.

В половине восьмого площадка перед подъездом заметно оживилась — служащие шли на работу.

Директор появился в половине девятого. Выйдя из стеклянных дверей. Имре остановился на верхней ступеньке лестницы. В руках у него был темно-коричневый портфель типа «дипломат».

Каррини торопливо навел объектив и нажал спуск несколько раз.

Директор обвел взглядом площадь перед зданием, видимо, отыскивая свою машину. От угла автостоянки тронулся черный «мерседес», и Имре не спеша стал спускаться по лестнице ему навстречу.

Фотоаппарат итальянца тихонько щелкнул три раза, один за другим. Четвертый снимок он сделал, когда директор сидел рядом с шофером, пятый — вслед отъезжающему «мерседесу», чтобы зафиксировать номерной знак.

Отложив аппарат, Каррини включил скорость и помчался вслед за элегантным лимузином директора.

Имре вышел возле подъезда министерства. Сделав еще один снимок, итальянец нашел место для своего «фиата», вылез, запер дверь и остановился в нерешительности. Что делать дальше? О том, чтобы проникнуть в здание вслед за объектом, не могло быть и речи. На всякий случай он повесил большой аппарат себе на шею, маленький сунул в карман и прогулочным шагом направился к министерству.

Ему неожиданно повезло — возле дверей толпилась изрядная стайка журналистов и фоторепортеров. У вахтера в форменной фуражке, увидевшего на шее Каррини аппарат с большим профессиональным объективом, не возникло, естественно, никаких подозрений, он причислил его к шумной журналистской братии.

Представители прессы, радио и телевидения прибыли для того, чтобы присутствовать на церемонии подписания межгосударственного соглашения. Каррини словно прилип к телеоператорам, не отставая от них ни на шаг. Он шарил взглядом по сторонам в поисках Имре.

Высокие двери зала совещаний на третьем этаже были распахнуты настежь. В центре зала стоял огромный, длинный стол, повернутый поперек и покрытый шоколадного цвета сукном. Посредине его лежали три одинаковые темно-зеленые сафьяновые папки.

Первым, кого увидел Каррини еще из дверей, был Имре. В этот момент он садился к столу. Справа от него села стройная подтянутая женщина средних лет со светло-русыми волосами и строгим лицом, слева — небольшого роста полный мужчина, тоже средних лет, в очках и сером костюме. Мужчина добродушно улыбался. Разом вспыхнули телевизионные софиты, защелкали вспышки блицев. Не терял времени и Каррини.

— Кто из них русский? — негромко спросил один из осветителей, регулируя луч своего прибора.

— Женщина, — ответил оператор кинохроники. — Следуй за мной, когда я буду подходить к ней с камерой.