Джон Ле Карре - Особо опасен

— Благодарю. — Бахман прилежно записывал в свой блокнот.

Она снова заговорила сухим тоном:

— Прокутив в ночном клубе до рассвета и при этом два или три раза отлучившись в номера, а в перерывах между отлучками поговорив о литературе, он уже рвался в какую-нибудь художественную галерею или требовал осмотреть городские достопримечательности. Сон, в привычном понимании этого слова, был ему незнаком. Для мистера Эдварда и для меня лично это было путешествие к знаниям, всякий раз новое.

Тут она оставила свой суровый тон и тихо засмеялась, покачивая головой. Бахман за компанию ответил ей клоунской улыбкой.

— А липицанские счета открыто обсуждались во время этих встреч? — поинтересовался он. — Или все происходило по-тихому, в конфиденциальной обстановке, когда они оставались один на один? Или вместе с Анатолием, когда тот оказывался рядом?

Очередная затяжная пауза, связанная с воспоминанием. Лицо ее опять посуровело.

— О, мистер Эдвард даже в минуты максимальной раскованности оставался человеком закрытым, уж поверьте! — скорее посетовала она, чем прямо ответила на заданный вопрос. — В банковских делах — оно понятно, но также и в личной сфере. Порой я спрашивала себя, не ограничивается ли она мной, — не считая, конечно, миссис Брю. Но потом она умерла. — Тут фрау Элленбергер поджала губки. — Он, конечно, опечалился. Приуныл. Я решила, что теперь мы поженимся, но, как выяснилось, вакансия не освободилась. Даже для Элли.

— Кажется, в своем письменном заявлении вы отметили, что он был таким же закрытым и в отношении своего английского друга мистера Финдли? — осторожно ввернул Бахман вопрос, из-за которого, в числе прочих, он нанес ей этот визит.

Она помрачнела. Губы поджались, подбородок протестующе выдвинулся вперед.

— Разве его не так звали? Финдли. Таинственный англичанин, — ненавязчиво продолжал настаивать Бахман. — Так написано в вашем заявлении. Или я что-то напутал?

— Нет. Вы не напутали. Напутал Финдли. Еще как напутал.

— Финдли, злой гений, стоящий за липицанскими счетами?

— Мистера Финдли надо бы вычеркнуть из списка. Предать его забвению раз и навсегда, вот что следовало бы сделать с мистером Финдли, — произнесла она тоном ведьмы, читающей заклинания. — Мистера Финдли надо бы изрубить на мелкие кусочки и сварить в кипящем котле!

Внезапная ярость, с какой она это выплеснула, лишь подтвердила подозрение Бахмана: пока они пили английский чай из тонких фарфоровых чашек на серебряном подносе, на котором также находились ситечко, молочник и кувшинчик с горячей водой, все из серебра, и отведывали домашнее слоеное шотландское печенье, то и дело долетавшие до него горячие пары́ имели своим происхождением отнюдь не чай, а кое-что покруче.

— Такой монстр, да? — покачал головой Бахман. — Изрубить на мелкие кусочки и сварить в кипящем котле. — Но с таким же успехом он мог говорить сам с собой, так как она целиком ушла в свои воспоминания. — Нет, я вас понимаю. Если бы кто-то одурачил моего патрона, я бы тоже вскипел. Беспомощно наблюдать, как твоего босса водят за нос… — Без ответа. — Завидный персонаж этот мистер Финдли, а? Человек, который сумел увести мистера Эдварда с прямой дороги… который свел его с такими отпетыми негодяями, как Карпов и его доверенное лицо…

Тут она не выдержала.

— Видный персонаж? Как бы не так! — гневно возразила фрау Элленбергер. — Вообще никакой не персонаж. Мистер Финдли весь состоял из качеств, украденных у других людей! — Словно спохватившись, она прикрыла рот рукой.

— Как он выглядел, этот Финдли? Опишите мне его.

— Скользкий. Безнравственный. Лощеный.

— А возраст?

— Сорок. Во всяком случае, выглядел на сорок. Но тень его была не в пример старше.

— Рост? Внешность? Физические характеристики?

— Рога и длинный хвост. Источал резкий запах серы.

Бахман озадаченно покачал головой:

— Однако вы его не жалуете!

С фрау Элленбергер случилась одна из ее мгновенных метаморфоз. Выпрямив спину, как школьная училка, и надув губки, она сверлила собеседника взглядом, в котором сквозило резкое осуждение.

— Когда тебя сознательно исключают из своей жизни, герр Шнайдер, не важно, о чьей жизни речь, и это делает тот, к кому ты эмоционально привязана, кому ты открывала свою душу на протяжении многих лет, у тебя есть все основания относиться с отвращением и подозрением к человеку, который совратил, нет, хуже, растлил твоего… такого честного банкира, как мистер Эдвард.

— И часто вы с ним встречались?

— Один раз, но этого вполне хватило, чтобы составить о нем свое мнение. Он записался на прием как самый обычный потенциальный клиент. Когда он пришел в банк, я заняла его светским разговором в приемной, что входило в мои обязанности. Это было его первое и последнее появление в банке. А дальше Финдли пустил в ход свою черную магию, и меня выставили за дверь. Они вдвоем.

— Вы можете это как-то объяснить?

— Мы с мистером Эдвардом могли уединиться. Или он мог мне что-то диктовать, не важно. Раздавался телефонный звонок. Финдли. Только услышав его голос, мистер Эдвард мне сразу говорил: «Элли, пойдите и припудрите нос». Если Финдли желал встретиться с мистером Эдвардом, это происходило в городе, только не в банке и опять же без меня. «Не сегодня, Элли. Приготовьте курочку для своей матери».

— Вы не высказывали мистеру Эдварду свое неудовольствие по поводу такого безобразного обращения?

— Он всякий раз отвечал, что есть на свете секреты, в которые он не может посвятить даже меня, и что Тедди Финдли — один из таких секретов.

— Тедди?

— Его имя.

— Кажется, вы его ни разу не упоминали.

— Не было никакого желания. Мы с ним были Тедди и Элли. Разумеется, только по телефону. После одного-единственного разговора ни о чем в приемной. Словом, одно притворство. В этом был весь Финдли: всё напоказ. Наша фамильярность по телефону никогда бы не выдержала проверки на прочность, можете не сомневаться. Мистеру Эдварду хотелось верить, что бесцеремонность этого типа меня забавляет, ну я и подыгрывала.

— Почему вы так уверены, что за липицанской операцией стоял именно Финдли?

— Он ее разработал!

— Вместе с Карповым?

— Анатолий как представитель Карпова принимал в этом участие, иногда. Насколько я могла понять. На расстоянии. Но это было его детище. Он любил хвастаться. Мои Липицаны. Моя маленькая конюшня. В сущности, мой Эдвард. Все спланировано. Бедный мистер Эдвард не имел ни малейшего шанса. Его заманили. Сначала непринужденный телефонный звонок с просьбой о деловом свидании, разумеется приватном, без третьих лиц, без протокола. Потом лестное приглашение в британское посольство на бокал вина с послом — для придания официальности. Официальности чему , спрашивается? В Липицанах не было ничего официального! Все исключительно не официально. Примесные и хромые — с самого начала. Кривоногие самозванцы, выдающие себя за породистых лошадей!